Таежная одиссея - [35]

В общем, перемаялись мы ночь, а утром пошли дальше Видели лежку рыси. Нашли место, где она поймала зайца. Или она была не голодная, или вообще мало жрет, но только половину зайца бросила. Наверно, когда много харчей, рысь мало ходит — больше спит, как и все кошки. К полудню мы дошли до ночных следов и, чтобы не вспугнуть ее, вернулись в зимовье.

Сегодня у нас выходной. Сделали одну «приспособу» для стаскивания рысей с дерева. Завтра двигаем. Думаем управиться дня за три».

Автором «приспособы» был я. Мысль эта пришла мне в голову совершенно случайно по странным ассоциациям.

В тот день, когда Сузев и Димка ушли на Заячий ключ, я решил пробраться как можно дальше к истокам нашего ключа, который мы назвали Большим. День выдался теплым, и вся лесная птичья мелочь дружно пищала, ползая по стволам и веткам деревьев. Я засмотрелся на юрких и нарядных поползней, беспрерывно сновавших над моей головой. Плотные подвижные птички, деловито переговариваясь, ощупывали своими острыми клювами морщинистую кору деревьев.

Глядя на них, я вспомнил, как в детстве мне приходилось ловить их силками. В волосяные петли силков большей частью попадались синицы, но были и поползни. Я сажал их в клетку, кормил и, насмотревшись, выпускал. Потом я просто насыпал на дощечку овса и наблюдал за птицами. Мне было жалко пичугу, когда она, запутавшись лапками в петлях, начинала отчаянно рваться на свободу.

В петлях… петли… Здесь-то мне и пришла в голову мысль применить их для поимки рысей.

Километрах в десяти от зимовья я увидел следы рыси. Откровенно говоря, я мало верил в успех своего похода, так как считал невероятным, что в тайге может бродить столько хищников. Не могли же здесь рыси жить в каждом ключе?!

Возвращаясь назад, я наткнулся на браконьерский «огород». Этот искусственный повал деревьев был подновлен, но ни ям, ни петель в проходах не было. Вдоль завала множество следов кабарги и изюбров, а в одном месте нашел следы разыгравшейся недавно трагедии. Прямо над проходом росли приземистый, искривленный тис и такой же ясень, ветви их переплетались и образовывали воздушную беседку, в которую и забралась для засады рысь. Три дня назад она подкараулила здесь кабаргу и, не утруждая себя перетаскиванием, тут же лениво закусила добычей. К этому месту она больше не приходила, и теперь над остатками животного трудились колонки и вороны. Очень скоро от кабарги осталась одна разбросанная шерсть. Такую небрежность зверя можно было объяснить только его кровожадностью, и дикая кошка потеряла в моих глазах свою былую привлекательность. Впоследствии мы смогли убедиться, что рысь часто не возвращается к своей жертве. Я обошел весь «огород» и еще дважды встретил круглые, аккуратные следы рыси.

По пути к зимовью я сделал крюк, чтобы посмотреть, над чем так разоралось целое полчище ворон. Возле толстых высокоствольных кедров увидел вытоптанную в снегу площадку, но среди кабаньих следов трудно было что-нибудь разобрать. Кабаны прошли здесь дней десять назад, после них выпал небольшой снег и припорошил следы. Расхаживая между деревьев, я заметил возле крупной валежины два оглоданных кабаньих скелета. Часть разбросанных костей валялась далеко в стороне. Интересно, чья это работа? Заглянув за валежину, я почувствовал, как мое любопытство сменилось удивлением, а потом и неприятным холодком тревоги. Кабанов убил медведь! Двух сразу! Но это был не обычный медведь. Мне приходилось читать о полутонных лесных великанах, но этот, как мне показалось, вряд ли бы уложился в полтонны. Две мои ноги свободно размещались на его следе, а там, где медведь перелезал через валежину, снег был снесен на полтора метра. Зловеще каркали вороны, и я подумал, а не этот ли бродяга снял скальп с бывшего хозяина нашего зимовья. Несомненно, зверь стал шатуном, и встреча с ним не сулила ничего хорошего; а она могла состояться самым неожиданным образом. Кабанов в этом ключе ходило много, и, как знать, не задержался ли в нем медведь. Тайга сразу стала какой-то неуютной, и я заторопился в зимовье.

Рысь третьи сутки не притрагивалась к пище, и только замерзшей в банке воды стало немного меньше. Я несколько раз ходил ночью проверять петли и наконец вытащил из одной зайца. Я бросил его в клетку к рыси, и к утру он исчез. Теперь можно было надеяться, что рысь выживет.

На следующий день я принялся изготавливать задуманные петли. У нас нашелся тонкий стальной тросик, который вполне подходил для приспособления. Собственно, все орудие состояло из нескольких концентрически расположенных петель, сходящихся к одному концу. Если в силке петли перекрывают друг друга, то здесь это не подходило — ударив лапой по одной петле, рысь отбила бы и все остальные. Пришлось расположить их одна в другой, вынося внутренние немного в сторону. Штука казалась нехитрой, но по части плетения тросов у меня были весьма скромные навыки, и только с помощью Димки удалось закончить «приспособу». Мы хотели уже испытать конструкцию на рыси в клетке, но вовремя сообразили, что можем задушить пленницу.

На охоту за вторым зверем мы вышли поздно. Сначала Сузев распорол свой ул, потом удрали в тайгу собаки и вернулись лишь после того, как мы начали стрелять. День выдался морозным, с ветерком. Чувствовалась беспощадность зимы, охватившей холодом землю. Колючая поземка бежала по льду ключа и порошила глаза. Кое-где по нему выступали наледи — ключ промерзал до дна. Наледи дымились густым паром, и мы осторожно обходили их. Все шло хорошо, и только необходимость вести собак на поводках портила настроение. Собаки не привыкли ходить в тайге таким образом, им всюду нужно было сунуть свой нос, что сильно мешало при ходьбе.