Тадеуш Костюшко - [39]

Неужели для него не найдется места в этой новой жизни?

В первый же день приезда он послал королю учтивое деловое письмо, предложил свои услуги, заранее дав согласие на занятие любой должности, лишь бы служить родине. Король на письмо не ответил, и Костюшко понял почему: король считает его «человеком Чарторийского». Ведь он, Костюшко, по дороге в Варшаву заехал в Пулавы, к своему бывшему директору и покровителю. Костюшко написал в Военную комиссию сейма, и та также не откликнулась.

К кому обратиться? Разговор со случайным собеседником на лужайке Ботанического сада придал мыслям Костюшко иное направление. О нем говорят, слава о его «подвигах», видимо раздутых молвой, переплыла океан вслед за ним, а может быть, даже опередила его — так неужели такому «герою» не доверят полк?

И прямо из Ботанического сада Костюшко отправился в Военную комиссию. Он поднялся по белой мраморной лестнице. Длинный коридор скупо освещен круглым окном. Тихо и безлюдно.

Костюшко постучался и вошел в крайнюю комнату. Два молодых офицера стоя о чем-то оживленно беседовали.

— Где бы мне увидеть пана гетмана Браницкого? — спросил Костюшко, остановившись на пороге.

Офицеры повернули головы. Их удивил незнакомый мундир, одноглазый орел на шее.

— Имч пан поляк?

— Такой же, как и вы, панове поручики.

— А в какой армии вы служите?

— Служил. В американской.

Офицеры подступили к Костюшке, заговорили в два голоса:

— Не встречали вы там наших славных родаков? Пуласского и Костюшко?

— Пуласского видел. Незадолго до его смерти.

— Как он погиб?

— Как герой, в конной атаке.

— Расскажите подробнее!

— Не знаю подробностей, я в то время был в другой армии.

— А генерала Костюшко вы видели?

— Я Костюшко.

Два слова, но они произвели на офицеров ошеломляющее впечатление. Оба отодвинулись от Костюшки и смотрели на него с немым благоговением.

Эта немая сцена еще больше убедила Костюшко, что никто не откажет ему в праве служить своей отчизне.

— А теперь скажите мне, где я могу увидеть гетмана?

Один из офицеров взял Костюшко под руку, другой распахнул перед ним дверь. Они вышли в коридор. Офицер, идущий впереди, торжественным голосом герольда объявлял всем встречным: «Генерал Костюшко!»

Вместо гетмана, председателя Военной комиссии, Костюшко принял его помощник — человек маленького роста, с небольшим коком седых волос, упругими и мясистыми щеками и носом в мелких красноватых жилках. Он поднялся навстречу входившему в кабинет Костюшке и, дойдя до него, остановился, пристально вгляделся в его лицо, деловито спросил:

— Так это вы и есть пан Костюшко? Приятно, очень приятно. Садитесь, пан Костюшко, расскажите, как это удалось американским фермерам и купцам справиться с англичанами, с такой могущественной державой?

— У американцев было большое преимущество: они воевали за свою свободу, за свою независимость.

— Свобода… Независимость… — произнес старичок четко, деля слова на отдельные слоги. — А вы, польский шляхтич, за что воевали? Американцы ведь против королей вообще, против дворян вообще.

— Вы правы, американцы и против королей и против дворян. Но каждый, кто вытаскивает саблю из ножен, должен задать себе вопрос: «За что? За кого? Против кого?» И я спросил себя: за что воюют американцы? За свободу человека. А англичане? За хомут на шее человека. Может честный человек воевать за хомут, против свободы?

Битва под Рацлавицами. Рис. А. Орловского.

После победы под Рацлавицами. Рис. П. Норблина.

Казнь изменников в Варшаве 28 июля 1794 года. Рис. П. Норблина.

Старичок сразу потерял интерес к беседе. Уселся на свое место, отодвинул в сторону лежавшую перед ним бумагу.

— Вы писали его милости королю. Какой вы ответ получили?

— Никакого.

— И вы недовольны? В Америке к вам лучше относились? Так почему вы уехали оттуда? Вы забыли мудрую поговорку римлян: «Ubi bene, ibi patria»?[32].

— Не забыл. Но я по-иному произношу эту мудрую поговорку: «Ubi patria, ibi bene». Я поляк, и мое место здесь, в Польше. За океаном я приобрел кое-какой опыт, и этот опыт я хочу отдать своей родине.

— Похвально, пан Костюшко, отдавайте.

— Но я военный! Мое место в армии!

— А в армии, пан Костюшко, нет места. Прискорбно, но что поделаешь. Все вакансии заняты. Армия-то у нас небольшая, а достойных кандидатов много. — Старичок поднялся, протянул руку. — Весьма сожалею, пан Костюшко, рад бы, да. сами понимаете, на занятое место вас не назначишь.

Костюшко ушел.

Очутившись на улице, он сказал вслух: «Вот и все». Поведение старичка его не очень удивило: очередной Сосновский. Для него, как и для Сосновского, Костюшко всего только худородный шляхтич, который просит шаржу потому, что не в состоянии ее купить. А с нищим шляхтичем нечего церемониться, в особенности когда этот нищий еще болтает о хомутах и свободах.

Счеты с Варшавой были покончены. Домой! В Сехновцы. Будет крыша над головой, кусок поля, где можно сажать капусту. Брат Юзеф умер; имение почти очищено от долга. Имение, правда, крохотное, всего 18 подданных, но доход с него да американская пенсия позволят ему жить, не прибегая к чужой помощи.

Костюшко поехал в Сехновицы.

Та же жизнерадостная тетушка Сусанна, та же дворня: лакей и кучер, та же сивая кобылка.