Та, что надо мной - [77]

— Всем нам приходится учиться чему-то новому, граф. И только усердие и талант решают, кто окажется первым. Кстати о желающих быть первыми. Мастер Тимо всегда так упрям и несговорчив?

Брамм задумывается. Он выглядит слегка удивлённым.

— Тимо, конечно, наизнанку вывернется за свой цех. Они все таковы. И хороших манер ему взять неоткуда. Но на всех прежних советах он был куда разумнее и умел приходить к соглашениям. Не знаю, какая муха его укусила.

Я прощаюсь с ландграфом до завтрашнего дня. Вышедшие из шатра ремесленники толпятся вокруг, продолжая спор. Помощник Тимо, приехавший с ним, благоразумно стоит поодаль с озабоченным видом. По всему видно, что неуступчивость товарища его не радует. Я подхожу к нему:

— Здравствуйте, мастер.

— Здравствуйте, сир.

Он обращается ко мне как благородный к благородному, но я не выказываю обиды, да и не чувствую её, поскольку в Урготе так принято. Ларс и без того видит во мне бывшего врага, и хорошо уже, что обычное для ремесленников любопытство заставляет его поддерживать разговор. Некоторое время я отвечаю на привычные вопроcы «как это вы живёте-то совсем без магии?». Потом спрашиваю сам:

— Тимо ведь поднялся от обычного горняка до главы цеха, и всё это — собственными заслугами?

Ларс, которому явно хочется оправдать в моих глазах товарища, отвечает с горячностью:

— Да, он очень хорош в строительстве махин. Да и в том, где и что искать в недрах, разбирается как в своём доме.

Я специально подначиваю его:

— И за это напарники прощали Тимо привычку поднадавить и добиться своего силой?

Готовясь протестовать, Ларс набирает столько воздуха, что захлёбывается, его бледное лицо багровеет, широченная грудь ходит ходуном. Наконец, ему удаётся заговорить:

— Да что ж вы уродом каким его представляете? Тимо ещё мальцом отличный был товарищ, из тех, с кем под землю спускаться не страшно. А мастера, которые на горло берут, у нас вообще не слишком задерживаются. Вы ведь должны понимать, сир, что даже командир наёмников без причины оскорблять своих не будет. У них оружие, а ему рано или поздно придётся спиной повернуться. Мы люди мирные, нам в чужой смерти радости нет. Но и штрек ведь над кем-то может обвалиться. Особенно если язык у него дурной, и людей он не жалеет. Тимо всегда думал о том, чтобы наши в безопасности были. Махины свои каждый раз первый испытывал. Мы его за умения уважаем, не за глотку.

— И амулет он свой завёл, когда его выбрали главой цеха? Что этот камень делает?

Ларс недоумённо смотрит на меня, озадаченный таким поворотом разговора.

— Завёл точно тогда, а что делает — не знаю. Полагаю, чтобы на советах выглядеть посолиднее. С нами он его обычно не надевает.

— Зато я, кажется, знаю. Мастер и глава цеха он хороший, но вряд ли ему пришлось просто среди благородных. А Тимо надо было держаться с достоинством и добиваться, чтобы его горняков не обходили. Красные камни вроде этого дают уверенность в себе. Только вот государственный совет обычно проходит в Брудже, вашей древней столице, куда никогда не входило железо…

Ларс, к его чести, уже понял, куда я клоню. Раздражение его пропало, и он внимательно слушает.

— А здесь, на нашей границе, оно в земле есть, хотя и не так много. И действие рубина сбивается. Вместо достоинства он даёт готовность к склокам, вместо уверенности — упрямство. Так всегда бывает, если кто-то хочет изобразить силу, а внутри него её недостаточно. Право же, Тимо лучше бы просто снять амулет и положиться на собственный рассудок. Он его не подведёт.

— Похоже, так оно и есть, сир. Но что же мне делать?

— Просто скажите Тимо об этом, и пусть он решает сам. Вреда от этого точно не будет.

Этим советом я окончательно завоевал его доверие, и прощались мы уже по-дружески.

* * *

Я всё ещё волновался за успех переговоров, но был почти уверен, что теперь главы цехов придут к соглашению. С утра мне хотелось выть от тоски, и история с рубином позволила мне, во всяком случае, несколько развеяться. Нравы урготских мастеровых оказались весьма занимательны, и мне было полезным с ними познакомиться, тем более что именно от людей такого рода теперь могло зависеть многое в судьбе Павии.

Глава 16

Вторая и третья луна весны, 505 год от обряда Единения

Назавтра договор, наконец, был заключён на условиях, предлагавшихся нами, и писцы тут же уселись копировать его на лучшей телячьей коже. Ещё через день мы могли отбыть в столицу. Уже по дороге нас настигли известия о победе Атки. Войска наших врагов были разгромлены, Сулва, не желавший сдаваться, пал, сражаясь с пятью воинами сразу, младший Кори пытался уйти, но был окружён и погиб, Оллин скрылся неизвестно куда. Эти новости были для Миро и меня огромной радостью и облегчением, но, к несчастью, победа стоила многих жизней. Почему-то среди прочих известий о потерях мне врезалось в память то, что был убит молодой Вайн, парень капризный, невоздержанный на язык и желавший поскорее заполучить свою долю воинской славы. Он добился её и погиб, первым сунувшись под палаш Сулвы. Это было неразумно, но, весьма возможно, спасло кого-то ещё. И все его слабости теперь, право, казались мне такой мелочью. Молва же, скорее всего, сохранит в памяти людской последний бой королевского мажордома и военачальника, умолчав о том какой страшной и жестокой магией он купил свою силу. И быстро забудет о юношеской отваге Ардена.