Т. 1: Стихотворения - [25]

Полуденный свет вбирала ты.

Как бы поэзии подражая,

Преображал он твои черты.

Канзас, 1964

* * *

Сады, цикады, цыгане,

Фонтан, цветами поросший.

Наградой поздней – сиянье

Над нашей житейской ношей.

Наградой – дыханье юга

(За наше с тобой терпенье),

Сиянье позднего чуда

В июльское воскресенье.

Здесь воздух тронут румянцем,

Почти неземная краска,

И тусклым диссонансом

Твоя угрюмость и астма

В душистой музыке света,

В огне, прилившем к лазури

(Почти в раю Магомета,

Среди розоватых гурий).

Италия, 1957

* * *

Лиловеют поганки,

Серебрится ракита,

В длинном столбике света

Золотятся пылинки.

Сок зеленой травинки

Вяжет горечью нёбо.

Золотисты оттенки

Там, где сине полнеба.

Оцарапал коленки

Чей-то мальчик горбатый:

Смугло рдеют кровинки

В тёплом столбике света.

И от южного ветра

Как бы в дымчатом блеске

Золотистые краски

Нежной Божьей палитры.

Мюнхен, 1956

* * *

Увядает над миром огромная роза сиянья,

Осыпается небо закатными листьями в море,

И стоит мировая душа, вся душа мирозданья,

Одинокой сосной на холодном пустом косогоре.

Вот и ночь подплывает к пустынному берегу мира.

Ковылём и полынью колышется смутное небо.

О, закрой поскорее алмазной и синей порфирой

Этот дымный овраг, этот голый надломленный стебель!

Или – руки раскинь, как распятье, над темным обрывом.

Потемнели поля, ледяные, пустые скрижали.

Мировая душа, я ведь слышу, хоть ты молчалива:

Прижимается к сердцу огромное сердце печали.

Канзас, 1964

* * *

Снегом, солнцем и сном.

Далеким именем счастья.

Той оснеженной сосной.

Лунным лесом во сне.

Далекой свежестью ветра.

Сладостным именем: лань.

Смутным сумраком сна.

Холодной мглой ледохода.

Мартовским именем: ночь.

Тусклым утром во сне.

Летучим именем чайки.

Розовым знаком зари.

Мексика, 1963

* * *

Снопы фонтана –

как светлая райская пальма.

Остаток дыни

на влажном газетном листе

того же цвета,

как это вечернее небо.

Рабочий пьет пиво. Бутылка

цвета морской волны

Я вижу ясно:

плывут дельфины,

дельфины, тритоны

и нереиды.

Италия, 1961

* * *

… И звуки вырвались из плена партитуры,

Как чудо, как лучи в осенний вечер хмурый.

О, если стать дано и этой жизни тесной

Гармонией земной, симфонией небесной.

О, время нежное, когда не будет гнета,

Преобразятся вдруг забота и работа

И станут музыкой, свободой и покоем,

Как уголь – ладаном, как перегной – левкоем…

Так музыка, мечтательно звеня,

Своей мечтой тревожила меня.

Мексика, 1964

* * *

Уже сливалась с ветром дальних Альп

Осанна, затихавшая в соборе,

Благословляла голубую даль,

Благодарила парус или море.

Был в роще шум, как бы невнятный гимн,

Был запах роз дыханьем благодати,

И дождь прошел, Мариин пилигрим,

IИ пили мы прозрачное фраскати.

И мы не осмотрели катакомб:

Здесь расцветал жасмин залогом рая

И птица пронеслась – не с червяком,

С масличной ветвью, вечность обещая.

Л что стихи? Обман? Благая весть?

Дыханье, дуновенье, вдохновенье.

Как легкий ладан, голубая смесь

Благоуханья и – благоговенья.

Иллинойс, 1963

* * *

Перепела, коростели,

Две параллели – колеи

В пыли проселочной дороги.

А поле в небо перешло,

И там, за озером, село

И озаренные телеги,

Паром в сиянии зари,

Слепые и поводыри,

Солома светлая у риги.

И нежно озарен плетень,

Но дымчато втекает тень

В голубоватые овраги.

Да, вспоминай, воображай

Неяркий, тускловатый край,

Край Луги, Ладоги, Калуги.

Канзас, 1963

* * *

Мне нужно вернуться

За скрипом колодца,

За криком детей у реки,

За плёсом в тумане,

За плеском у сходней,

За лесом у светлой реки,

За иволгой ранней,

За ивой прохладной,

За тихим дыханьем реки.

Канзас, 1964

* * *

Облака облачаются

В золотое руно.

Широко разливается

Золотое вино.

Это бал небожителей,

Фестиваль, карнавал,

И доходит до зрителей,

Как скрипач заиграл.

И две бабочки поздние

У гнилого ствола –

Словно крошки амброзии

С золотого стола.

А подсолнух нечаянный

У садовых ворот –

Точно райской окраиной

Рыжий ангел идет.

Канзас, 1965

* * *

За музыку полуденного зноя,

За музыку полночного покоя,

Зa звуки Моцарта в

приморском городке,

За эту смесь гобоя и прибоя.

За мерный звук катулловых двустиший,

За шелест крыльев – о, все выше, выше, –

За легкий шорох высохшей травы

Под легким телом ветра или мыши,

Под легким шагом ночи или Музы.

«За всё, за всё тебя благодарю я».

Иллинойс, 1963

* * *

Так проплывают золотые рыбки,

как лепестки оранжевых настурций,

почти просвечивая, точно дольки

мессинских золотистых апельсинов.

Так шевелятся огоньки церковных

свечей, мерцая, розово желтея,

как маленькие пламенные листья.

Так отсвет ранних фонарей в реке

сквозит, и золотятся, отражаясь,

оранжевые лепестки заката.

Так в темных, с рыжим золотом, глазах

плывут, колеблясь, золотые тени.

Париж, 1953

* * *

Эта нежная линия счастья

Порвётся? Продлится?

Куница, синица,

Не бросай меня, легкая гостья.

Чтоб дожить мне до мудрости старца,

Сухого уродца,

Пусть долго не рвется

Эта нежная линия сердца.

Приучай, что придётся расстаться,

Душонка, Психея,

Дай привыкнуть к тому, что слабеет

Это здешнее счастье,

Что одна полетишь без боязни,

Где счастью конца нет,

Где радугой станет,

Вечной радугой станет

Эта нежная линия жизни.

Скалистые Горы, 1965

ВДОХНОВЕНИЕ

Пожалуй – жалость, «грусти жало»,

И звук, как тени в ночном саду.

Немое слово трепетало,

Я бредил словом на ходу.

Я не могу сказать яснее,

Я не умею тебе сказать.

Как будто музыка во сне – и