Т. 1: Стихотворения - [22]

Два желудя мальчик несет на ладони,

Опять – южнорусский июль на исходе,

И, будто по озеру или по саду,

Тревожная зыбь по забвенью проходит.

* * *

Вновь перисто небо – да, белоснежность –

Как облачное крыло.

«В том царстве царствовала Беспечность,

И было всегда светло».

Да, если бы – вечным, светлым пеньем

(Пошли нам легкий удел!), –

Но остров Цитера засыпан пеплом,

Воздушный замок сгорел.

Воздушный замок прахом развеян

(Летает сера, зола),

И все слабее среди развалин

Свет облачного крыла.

* * *

Хмуро и виновато

Туча глядит на слякоть

(Солнце ушло куда-то,

Чтоб не мешать ей плакать).

Плачет, глядясь в болото,

Смесью дождя и снега.

Все-таки, значит, кто-то

Смотрит на землю с неба:

Все-таки, значит, кто-то

(Хмуро и виновато) –

Будто людей жалея,

Будто помочь желая…

* * *

Угрюмая тень

Становится отблеском света.

Меж тенью и отблеском

Сходство почувствовал ты?

В тяжелых дровах

Таилось легчайшее пламя.

Быть может, и правда,

Что в теле таится душа.

Быть может, и жизнь

Прозрачным бессмертием станет,

И уголь – алмазом,

И сгусток смолы – янтарем.

… И тени людей,

Как тени предметов, мечтают

Стать отблеском светлым –

Сияющей тенью огня.

* * *

Смутный сумрак спальни жаркой.

Каркнул ворон в темном парке.

Сердце в тишине стучит,

Словно прялка старой парки.

Парка быстро нить сучит.

Знаю, пряжа на исходе.

Скучно при такой погоде

Слушать торопливый стук.

Дождь идет, темно вокруг.

И грызут проворно мыши

Жизнь, дарованную свыше,

И недолго ждать

Дня, когда не станет скуки

И навек затихнут звуки,

Что мешали спать.

* * *

И наше в ручье отражение,

И пальцы в цветочной пыльце,

Почти золотистые тени

На грустно-счастливом лице…

Осенне прозрачно… Как часто я

Вдруг чувствовал (с болью – и пусть),

Что самое светлое счастье

Похоже на светлую грусть.

Да, это, пожалуй, предчувствие

Бессмертия – счастья вполне,

Нездешней, несбыточной грусти,

В которую верится мне.

* * *

Знакомое зло, привычное зло

(А все-таки нет войны).

Осеннее призрачное тепло

Милее тепла весны.

Предзимнее солнце, приморский шум

(А Ницца тиха, светла),

И волны шуршат: шурум-бурум,

Все пена, песок, зола.

Догорает, да, но кажется нам,

Закат – начало пути.

Уходит свет, скользя по волнам.

Помедлить или уйти?

* * *

Острый угол подушки –

Как больное крыло.

Ты – как птица в ловушке,

Как на суше весло.

Небо в пене, как море,

Дым, как волны, бурлит.

Крест на лунном соборе –

Словно чайка летит.

Ты уже не в постели,

Ты в широком окне:

Легкость лунная в теле,

Тень крыла на волне.

Ты летишь над аллеей,

Прямо в лунный прибой,

Все смутнее белея

В глубине голубой.

* * *

Тысячу лет тому назад

Тоже был Рим в тускнеющем свете,

Тоже был дождь, закат, листопад.

Все-таки есть новинки на свете:

Дождь пролетел, тускнея тоскливо –

Сколько принес он атомной гари?

Дымный закат – как зарево взрыва

(Взрыва в Сибири? Взрыва в Сахаре?).

Всходит Луна, совсем по старинке.

Там, на Луне, есть Море Покоя.

Там, на Луне, есть тоже новинки.

Скажи, и ты хотел бы покоя?

* * *

Скажи, что случилось с миром?

Как будто рисует дождь

Неясным, нежным пунктиром

На старом – новый чертёж.

Ты скажешь: всё как всегда.

Все те же дома напротив,

И так же течет вода.

– Не всё как всегда. Напротив:

Сквозь буквы торговых фирм,

Сквозь дождь, сквозь дома Парижа,

Сквозь весь непрозрачный мир –

Другой рисунок я вижу.

Другие линии в нем,

И краски тоже другие.

Но проблески неземные

Так трудно видеть в земном.

* * *

В снежный вечер Млечный Путь походит

На дорогу нежную в раю.

Ты забыла все, что происходит

В вышине, во сне, в раю?

Погляди: прозрачна мостовая,

Мы идем, в эфире, в легкий путь.

Светится Луна, не затмевая

Нежный, бледный Млечный Путь.

Вот лунатик в синеве проходит,

Встал на тучу, дремлет на краю.

Он пришелец, но слегка походит

На живущих в том краю.

Под ногами улица ночная,

Снежный свет, полузнакомый путь.

Чуть предчувствуя, чуть вспоминая,

Ты глядишь на Млечный Путь.

* * *

Нa каменном крыльце чужого дома

Бродяга пьяный разложил свой завтрак,

Весь в блеске солнца, – и разбил бутылку,

И разлилось вино, мешаясь с грязью,

По серому асфальту. И тогда

Он быстро опустился на колени,

Припал ничком – и начал пить из лужи,

Слегка блестевшей темноватым блеском,

И солнце нежно золотило лица

Торговок, насмехавшихся над ним.

Да, на коленях, как библейский странник,

Бездомный, пересохшими губами

Целуя грязь земли обетованной,

Как блудный сын, беспутный и прощенный,

Прижав лицо к сандалиям отца…

* * *

Моё святое ремесло.

Каролина Павлова

Пожалуй, и не надо одобрения,

И ободрения не надо.

Ни обещания, ни исполнения

Желаний, обещаний. Надо

Стараться обойтись без утешения.

Пора не жаловаться, не надеяться

(Судьба шутила, обещая…).

Пора стихам, как дыму, дать развеяться

(Перелистают не читая).

Пора понять, что не на что надеяться.

МЕТАФОРЫ (1968)

Памяти моего отца

* * *

Здесь пахнет лазурью, ты знаешь?

Здесь пахнет лазурью.

И струи фонтана трепещут эоловой арфой.

И пышным огнем золотится петух, запевая,

И пёстрый базар не стихает в полуденном свете.

И кажутся музыкой смутной далекие горы,

И в детских губах леденец золотистой свирелью.

На старой стене расплескалась волна винограда,

И в пыльном пылании вьются песчинки бессмертья.

И в светлом звучанье текут золотистые груды

Июльского воздуха, нежного смуглого лета.

Огромные груды сиянья, громады лазури.