— В колонну по двое — становись!
Туристы радостно, хоть и без хоровой песни перестроились и зашагали к вздыбившемуся трапу.
Торжественный миг приближался. Телевизионщики едва не наступали на ноги таявшей на глазах группе. Павел Николаевич встряхнул и без того пышный букет роз и, репетируя будущую улыбку, пока еще безадресно, в никуда растянул губы. Улыбку поймала Нина Фугасова и от волнения споткнулась у самого трапа.
— Ой, я сейчас выпаду в осадок! — воскликнула Нина и, ничуть не сомневаясь, что цветы предназначены ей, легко сиганула через три ступеньки. Представитель пароходства ловко спрятал букет за спину и свободной рукой показал наверх.
— Вам туда, гражданочка!
У Нины зарделись щеки, взглядом она многократно расстреляла, а заодно и унизила морского чиновника. Каблучки застучали по восходящей, и сквозь мелкую дробь Павел Николаевич напоследок услышал:
— На фонарь сажать? Не позволю!
Возбужденный режиссер, убедившись, что съемка идет как по маслу, радостно провозгласил:
— А теперь миллионного давай! Хухрика!
Африкан Салютович молниеносно выудил из колонны счастливца и, сам пристроившись рядом, двинул на телекамеру. Миллионному пассажиру вручили цветы, группа дружно и мило поаплодировала, а потом Павел Николаевич выхватил из кармана длинный пакет и объявил:
— Миллионному отечественному туристу наше пароходство вручает билет первого класса! На весь круиз.
Аплодисменты, которым бы разгореться с удвоенной силой, враз смолкли. Ну ладно, телевидение, интервью, цветы — это еще куда ни шло. Но ни за что ни про что каюта первого класса — с какой стати? Тем паче, кандидатура-то липовая. С борта теплохода крикнули:
— Бойкот ему! На весь круиз! — Такое наказание предложила оскорбленная Нина Фугасова.
— Это бардак! — фальцетом выкрикнул доцент Волобуев, и чтобы не быть узнанным, прикрыл лицо шляпой.
Миллионный пассажир, между тем напрочь вырубленный, как сейчас говорят, и оглохший от привалившей удачи, на грубости отвешивал поклоны, блаженно улыбался, но и успевал отвечать журналистам.
— Гвидонов, — представился он. — Василий Гвидонов… Токарь четвертого разряда… По работе и по бригаде начал скучать еще в самолете… Готов хоть завтра вернуться к станку… Но, извините, круиз мешает… Первый класс?.. Никогда не плавал, но думаю, моя койка будет стоять рядом с койкой капитана.
Представитель пароходства повел Гвидонова в каюту. Хохлаткина, телевизионщики пошли следом. На борту Гвидонову отдал честь капитан теплохода. Он был при параде и сверкал как новогодняя елка. Камера впилась в бесстрастное лицо морского волка, которому по сценарию полагалось сказать Гвидонову:
— Добро пожаловать, миллионный пассажир!
И он сказал эту фразу: весомо, с достоинством. А потом они мирно зашагали к каюте первого класса. Каюта — хоть стой, хоть падай! Просторная, со всеми-всеми удобствами и двумя громадными кроватями.
— Мы с вами поплывем? — спросил Гвидонов у капитана.
Капитан стал красным и, если бы не микрофон под носом, он бы ответил по-другому.
— На флоте не говорят поплывет. Потому что плавает только…
— Ясно, капитан, — прервал его Павел Николаевич и повернулся к режиссеру. — Съемка закончена?
— Порядок!
— Тогда мы прощаемся. Всем привет! — И он направился к двери.
— Будете жить как князь! — мечтательно проговорила Хохлаткина.
Василий Гвидонов неожиданно и дурашливо хихикнул.
— Что с вами?
Гвидонов пояснил:
— Это, наверное, смешно, но если разобраться, я на самом деле князь.
— Это в каком смысле? — не своим голосом спросила Хохлаткина.
— Не знаю, как и сказать… В прямом смысле, наверное. Мой дед князь и он сейчас в Турции.
— Живой?
— Живой, мама говорила. И написала ему, что я в Турцию плыву.
— Опять плыву, — сказал, как ругнулся, капитан.
— Этого еще не хватало! — охнула Хохлаткина и, в вихре мыслей поймав крайнюю, спросила: — А почему, Гвидонов, ты об этом в анкете не написал?
— Дак в анкете про дедушек и не спрашивали, — простодушно ответил Гвидонов.
— Головотяпы! — упрек относился к сверхбдительным составителям анкеты. Неожиданно Хохлаткина успокоилась. — Я посоветуюсь с нужными людьми, и мы что-нибудь придумаем. Но ты, Гвидонов, молчок и — ни-ко-му!
— Это бардак! — неожиданно донеслось до каюты первого класса. — Мы костьми ляжем! Как один! За мной, товарищи!
— Что это? — удивился Гвидонов.
Хохлаткина вздохнула:
— Знала бы я… Это все из-за вас, княжеский осколок!
— Я-то здесь при чем?
— Съемки закончены. Пошли на свой теплоход.
И пока Хохлаткина, Гвидонов и капитан пробирались к выходу, с палубы доносился металлический рык старосты группы:
— Это вам не пляж! Встать! В колонну по двое — становись!
Когда Хохлаткина и Гвидонов подошли к трапу, они увидели с трапа белоснежного лайнера два одиноко торчащих чемодана, а чуть поодаль всю свою группу, понуро бредущую к неказистому суденышку…
Час спустя теплоходик, мелко подрагивая, отчалил от пирса и вырулил к выходу из бухты. Проплывали (нет, проходили) мимо красавца-лайнера. У доцента Волобуева и Василия Гвидонова, стоявших на палубе, отчего-то запершило в горле, когда они взглядом не могли подняться выше борта обманщика-лайнера. А тут еще теплоходик взял да и подал голос: да разве голос — тявкнул, как болонка.
