Сюрприз заказывали? - [22]

Марина толкнула входную дверь, вышла на улицу. Вдохнула воздух, пропитанный запахом пыли, гари, выхлопных газов, надела темные очки и направилась в сторону стоянки. На сегодня не было запланировано никаких встреч с клиентами, можно расслабиться. «Поеду-ка проветрюсь, — решила Марина. — Обмозгую ситуацию».

«Как все-таки Янку перекашивает, когда я несу всякий вздор», — посмеиваясь, думала Марина по дороге к Таврическому саду. И не знает та Янка, что порой Марина долго и тщательно репетирует этот вздор дома перед зеркалом, чтобы потом уже не отвлекаться на детали, а от души наслаждаться сестрицыным раздражением. Такая между ними любовь — замешанная на недоумении, недовольстве и недоверии. И все равно — у Марины не было никаких сомнений на этот счет — это любовь. Как любовь к собственным рукам и ногам, губам и глазам, без которых не мыслишь себя ни секунды. Вот только отношение у сестер к этой любви разное. Яна наотрез отказывается признавать ее существование, а Марина, наоборот, видит ее во всем, может быть, даже там, где ее и в помине нет.

«Какой чудесный денек, — думала Марина, сворачивая на Шпалерную. — Как здорово, что можно позволить себе не торчать все время в офисе, а разгуливать по городу в свое удовольствие. По большому счету все себе это могут позволить. Просто многие не знают об этом. Потому что мало задумываются о своей жизни. Просто живут ее как придется, а так ничего путного обычно не получается. Нет, надо брать судьбину в свои руки и лепить ее, лепить, лепить…»

Марина слепила — как ей казалось — идеальную жизнь. Любящий муж, богатый дом, приятное времяпрепровождение. Место и вес каждого компонента ее жизни тщательно вымерены, так, чтобы составилась идеальная или почти идеальная пропорция. Марина гордилась своей способностью устроить свое существование так, как ей было нужно. А еще больше она гордилась тем, что никто из окружающих ее людей даже не подозревал, какой расчетливой и хладнокровной особой она была на самом деле.

Все считали ее взбалмошной, бестолковой и абсолютно не приспособленной к жизни. Думали, как ей страшно повезло с мужем, да и вообще повезло — просто на дурика проскакивает везде, где нормальным людям ни за что не пробраться. Марина чувствовала это и только усмехалась про себя: ну-ну, давайте, давайте, знатоки человеческой натуры. Полагаете, что читаете меня, как открытую книгу, а на самом деле вы еще языка того не выучили, на котором эта книга написана.

Языком этим владела только Яна. Только она смогла бы понять, что происходит на самом деле. Но Яне это было не нужно. Она считала, что наелась Мариной еще в детстве и теперь имеет полное право отдохнуть от сестры. Задраила люки и опустила перископ, как бы говоря: живи своей жизнью, а я буду жить своей. И однако, невольно улыбнулась Марина, выбираясь из машины, сегодня Янке выдержка изменила. Дрогнула-таки наша королевна. Чуть на грудь не упала со своими проблемами. Да что там «чуть»! Упала. Просто тут же спохватилась, отпрянула и опять ушла в себя. Но поздно — Марине все стало ясно. Хреново Янке, очень хреново. Непонятно только, с чего бы это? Дима же для нее пустое место.

Нежели Димыч действительно ушел… Впрочем, чему удивляться? Рано или поздно это должно было случиться. Вот только Марине хотелось бы, чтобы это произошло не сегодня, а десять лет назад. Тогда сейчас все было бы в жизни иначе. В ее, Марининой жизни.

Где Яна откопала Вересова, Марина никогда не спрашивала. Она вообще старалась говорить с Яной о Диме как можно меньше. Ей было больно говорить о нем. Потому что в Диму Марина втрескалась с первого взгляда. И примерно тогда же поняла, что не видать ей его как своих ушей. За дело ведь взялась Яна Прекрасная — значит, у нее не было никаких шансов. Когда Яна чего-то хотела, она это получала. Из глотки вырывала, поэтому лучше было не становиться на ее пути.

Яна Диму просчитала. Ей нужен был муж — верный, любящий, стабильный. На всю жизнь. Чтобы на его фоне спокойно заниматься своими делами. Дима как раз таким и был. Хотя в них, двадцатилетних, сложно было рассмотреть что-либо определенное, но вот Янке как-то удалось увидеть в нем то, что ей было необходимо. И как только она увидела, сразу же засучила рукава и стала ковать свое семейное будущее. Конечно, ей хотелось бы, чтобы Дима еще и денег в дом приносил, но тут вот ничего не вышло. Он мог бы — потенциал у Димыча немалый, но потенциал этот надо было взращивать, лелеять, поглаживать и похваливать, а у Яны не было никакого желания. И Дима застопорился.

Запсиховал тогда. Курить начал. Ночи не спал. Ходил с темными кругами под глазами. Утратил свою былую разговорчивость. Янка все видела, но палец о палец не ударила, чтобы как-то поправить ситуацию. Димина депрессия ее как будто даже радовала. Взгляд у нее тогда появился такой: ну-ну, и как ты из этого выберешься? А сама тем временем обороты-то наращивала. Языки долбала, на тренинги разные ходила, работала до полуночи. Дима сначала дернулся — догнать жену, но потом внезапно притормозил, а затем и вовсе сошел с дистанции.

«Ну, что же ты, Димыч, — хотелось тогда сказать Марине, — давай покажи этой холере, чего ты стоишь!» Но, конечно, язык не повернулся. Дима все еще парализовал ее при встречах. Она лишь посылала ему мысленные импульсы. Она верила в импульсы.