— Боже мой, мэм, что это? — ужаснулась горничная, — бэби?
— Да, голубушка, это мой бэби! — отвечала дама. Она, видно, не прочь была пошутить — до поры до времени. — Бедняжка, надеюсь, не ушибся?
Старуха заняла номер. Корзину внесли и поставили на коврике перед камином. Хозяйка при помощи горничной стала ее развязывать. Ребенок к этому времени уже вопил не переставая, как пароходный свисток.
— Дорогой мой, — говорила леди, возясь с веревкой. — Не плачь, твоя мама сейчас тебя развяжет. Откройте мой сак и достаньте бутылку молока и несколько собачьих сухарей, — обратилась она к горничной.
— Собачьих сухарей? — изумилась та.
— Да, — засмеялась старуха. — Мой бэби любит собачьи сухари.
Горничная отвернулась, чтобы достать требуемое, как вдруг услыхала позади себя глухой стук и, обернувшись, увидела старую леди, распростертую на полу в глубоком обмороке. Ребенок орал во все горло, сидя в корзине. Совершенно растерявшись, девушка сунула ему собачий сухарь, а сама принялась приводить в чувство старуху. Через минуту несчастная открыла глаза и огляделась. Бэби успокоился и, причмокивая, сосал собачий сухарь. Старая дева взглянула на него и порывисто спрятала лицо на груди у горничной.
— Что это? — сдавленным голосом спросила она. — Вот это, в корзине?
— Ребенок, мэм, — ответила горничная.
— Вы уверены, что это не собака? — спрашивает старая леди. — Посмотрите еще раз.
Девушка почувствовала себя не совсем ловко и пожалела, что рядом никого нет.
— Я не могу смешать ребенка с собакой, мэм, — сказала она. — Это ребенок — человеческое дитя!
Старая леди жалобно захныкала.
— Это, — говорит, — возмездие божье. Я беседовала с моей собакой как с человеком, и теперь все это случилось мне в наказание.
— Что случилось? — спрашивает горничная. Ее, понятно, уже разбирало любопытство.
— Я не знаю, — заявила старуха, сидя на полу. — Два часа тому назад, если только это не был сон, я уехала из Фартингоу с годовалым бульдогом в корзине; вы сами видите, что теперь в ней находится!
— Я что-то не слышала, чтобы бульдоги по волшебству превращались в детей, — говорит горничная.
— Я не знаю, как это делается, — говорит старуха, — да это и не важно. Я одно знаю: я выехала из дому с бульдогом, а он вот во что превратился.
— Кто-нибудь положил его сюда, — сказала горничная. — Кто-нибудь, кому нужно было избавиться от ребенка, собаку вынул, а его положил!
— Тут потребовалась необыкновенная ловкость, — говорит старуха. — Я выпустила корзину из рук не более как на пять минут, пока пила чай в Бэнбери…
— Тогда-то они все и проделали, — говорит горничная. — Ну и ловкачи!
Старая леди, вдруг что-то сообразив, вскочила с полу.
— А я-то в каком положении оказалась! Незамужняя женщина, пойдут сплетни. Это ужасно!
— Хорошенький ребенок! — говорит горничная.
— Хотите взять его себе?
Но горничная не захотела. Старуха уселась и начала размышлять, но чем больше она думала, тем больше запутывалась. Горничная впоследствии уверяла, что, не приди мы вовремя, старуха сошла бы с ума. Человека, доложившего, что джентльмен с бульдогом осведомляется о ребенке, она заключила в объятия и расцеловала.
Мы сейчас же сели на обратный поезд и прибыли в отель за десять минут до прихода ничего не подозревавшей матери.
Милберри всю дорогу не выпускал ребенка из рук. Корзину он отдал мне да еще прибавил полсоверена с условием, что я буду молчать, и я честно выполнил уговор.
Думаю, что и он не рассказал жене о том, что случилось, — разве что уж совсем ничего не соображал.
