— На тебе не было защитного шлема?
— Не помню.
— Врунишка.
Себастьен улыбнулся. Медленной, необыкновенно милой улыбкой. И снова поцеловал ее. Он наслаждался этими ласками, вспоминал прежние поцелуи, и сердце его билось все быстрее и быстрее.
— Интересно, можно ли раздеться, не отдаляясь друг от друга? — гортанно спросил он. — Возможно ли это? — повторил он по-французски.
Джеллис так же медленно улыбнулась и с таким же французским акцентом сонно пробормотала:
— Очень даже возможно.
— Но ведь я ранен, — тихо прошептал он. — Так что тебе придется поухаживать за мной.
Джеллис, возбужденная, разгоряченная, начала со свитера.
— Любовь под музыку, — прошептал Себастьен, едва по радио снова начали транслировать веселые песенки. Они сняли с себя почти всю одежду.
— Да. Приподнимись-ка.
Себастьен подчинился.
Она прижалась лицом к его обнаженной груди, как котенок, потерлась босыми ногами о его икру и посмотрела на пламя.
— Ты помнишь, как мы в первый раз занимались любовью? — тихо спросила она.
— Да.
Она улыбнулась и подняла голову.
— Я расплел твою косу. Вот так. — Он потянул за ленточку, принялся распутывать длинные пряди и удовлетворенно вздохнул, когда волосы упали ей на плечи. Потом расправил пряди вокруг полных грудей Джеллис, и карие глаза его потемнели. — Я хочу, чтобы ты любила меня, — настойчиво, сдавленным голосом произнес он с еще более заметным, чем обычно, акцентом. — Так, как раньше…
Джеллис перестала улыбаться, темные глаза ее затянула поволока страсти, она коснулась его губ своими губами и закрыла глаза, чтобы лучше ощущать его обнаженное тело. И издала протяжный вздох наслаждения, от которого ей хотелось плакать.
— С возвращением домой, — тихо выдохнула она.
Огоньки рождественской елки весело поблескивали, шторы скрывали ночную тьму, младенец спал в коляске, огонь в камине тихонько потрескивал, а двое влюбленных на диване превращали рождественскую сказку в быль.
