Сюрприз для маркиза - [59]

Я стояла босая, в длинном, сером холщовом рубище. Красное, словно во время кровавого заката, небо высилось надо мной. Две луны на багровом небосводе, как строгие глаза тюремного надсмотрщика следили за мной, то скрываясь за веками сизо-фиолетовых облаков, то вновь показываясь и презрительно щурясь. Впереди располагались причудливо кованные медные врата. Они были так высоки, что задевали острыми наконечниками пик кучевые облака. По бокам от брамы[67] сидели две бронзовые химеры[68], застывшие в причудливых позах. Потребность зайти была непреодолима, и я, несмело шагая к вратам в Солар, подошла ближе.

Две кроваво-красные мантикоры[69] приветственно оскалились, потрясая скорпионьими хвостами.

Черные провалы глаз не отрываясь следили за каждым моим шагом. Чем ближе я подходила, тем больше интереса у них вызывала моя сущность. Они зарычали, а потом, одна из них удивительно плавными для такого огромного существа движениями, приблизилась ко мне и припала на передние лапы. Я в ужасе шарахнулась. Чудовище с обидой вскинулась, посмотрела на меня с укором и еще раз повторила свой приветственный маневр. Я не понимала, что ей нужно, а она подошла еще ближе и стала обнюхивать мою руку, щекоча проволочными усами мою кисть. Когда шершавый, ледяной язык облизал мне предплечье у меня мелькнула мысль, что все, меня сейчас распробуют и сожрут, не доходя до врат. От нее пахло старой медью или это была кровь?. Мантикора утробно заурчала, как большая кошка и вернулась на место. Как только она уселась в ту же позу — створки брамы, с отвратительным скрипом, отворились. На меня пахнуло смрадом пепла и серы.

Как только я вошла, двери за моей спиной сомкнулись. Я стояла на раскаленном песке. Мелкие острые частички темно-бордового кварца больно впивались в ноги. Впереди, словно огромное море из ртути, плескалась серебристая река. Лета[70] — река забвения. Я сделала шаг и мои ноги пронзила невыносимая боль. Казалось все мое тело начинает медленно тлеть, я огляделась, слева от меня призрачная тень мужчины замерла на одном месте, из его глаз катились слезы, он упал на колени и пополз на них к реке.

Только войдя в речку с головой можно переродиться, но дойти туда, ох как нелегко. Все твои грехи совершенные при жизни, удлиняют дорогу, и пока ты в полной мере не вкусишь всех страданий, что отведены тебе, можно бежать, ползти, да хоть на руках идти к Лете. Ты получишь только то, что заслужил. Самый беспристрастный судья, самые честные присяжные, самый неподкупный палач. Только ты и твои грехи на чаше весов.

Мне казалось я иду бесконечность, время тянулось… и тянулось… боль пронзала не только ступни, все мое тело разрывало от безжалостной, ошеломляющей, непрекращающейся боли. Но каждый раз, когда в моих мыслях пробегали малодушие и жалость, я давала себе мысленную пощечину, и понимала, верни меня кто-нибудь в ту самую секунду на обрыве, и я вновь приму это же решение. Мне было больно думать о родных и близких, которых я оставила за чертой. Жан, Оноре, Вилли, Тристан… Тристан… Тристан… Грань так внезапно настигла меня, но эти мысли были какими-то поверхностными, несерьезными, как будто я уже глотнула воды из реки забвения.

Не понимая, как, я оказалась у самой кромки воды. Серебряное море омывало багряный песок и с шипением, оставляя будто мыльную пену, откатывалось назад. Я скинула рубище. Грубая ткань больно натерла кожу и удивилась — почему не сделала этого раньше. Почему цеплялась за условности и приличия усвоенные при жизни, ведь я уже мертва. Невесело рассмеявшись я шагнула в прохладные воды. Жидкость сомкнулась, принимая еще одну грешную душу, и я неспешно пошла на встречу перерождению.

Вдруг холодная жесткая рука взяла меня повыше кисти. От неожиданности, я ойкнула и остановилась. Не смея повернуться и ожидая подвоха, я продолжала стоять, боясь пошевелиться. Когда ожидание стало невозможным, когда неизвестность стала более страшной нежели любой исход, я резко повернулась.

Лицом к моему лицу, откинув призрачный капюшон, стоял Жнец. Его черные бархатные крылья обняли меня. И я потерялась в них, настолько пышных, мягких и чувственных, что мне хотелось бы никогда их не покидать. Его темная сущность не пугала меня. Она была напоена жизнью, готовой родиться вновь. Меня закружило в вихре, темный туннель без света в конце, калейдоскоп сменяющихся образов и меня кружит карусель забвения. Я открыла глаза: голая, укрытая лишь черными бархатными крыльями. Своими. Я стояла в библиотеке фамильного городского особняка. Перед тем, как я потеряла сознание, я услышала всего шесть слов:

— Твое время еще не пришло. Сестра.

Глава 30. Слава — нелёгкая ноша. Она ослепляет человека, а потом появляется чувство вседозволенности, оно и разрушает тебя

Я пришла в себя лежа на жестком шантильском ковре, укутанная черным бархатом. Повернулась на живот и встала, стараясь не делать резких движений, поскольку голова моя кружилась, как после двух бутылок грушевого бренди. Мягким хлопком крылья сложились за спиной, перестали тихо шуршать, и я более их не ощущала.

Оглядевшись вокруг, подняла с пухлой кушетки, нежный овечий плед. Обернула им свое продрогшее голое тело и пошлепала босыми ногами, мысленно скрутив дули, чая никого не встретить, в свою комнату. Светлая, чистая спальня встретила меня ровно такой, какой я ее и оставляла. Интересно, сколько прошло времени? Накинула халат и вызвала служанку, та явилась очень быстро, с удивлением пролепетав, что не знала о моем прибытии. Отдав несколько распоряжений, я аккуратно выяснила какое сегодня число. Удивительно, минуло не больше половины уна. Время в Соларе текло совершенно по-другому нежели на Земной тверди, по моим ощущением прошла не одна сотня лет, а в Оруме, с того момента как я оставила Тристана всего одиннадцать леоров.