Сюрприз для маркиза - [55]

Я не могла больше терять время и вышла в кухню. За столом сидели хозяйка с мужем. Крепкий мужчина с умными глазами произнес: — В себя не пришел? Да, несса? Вам бы за лекарем в Альбасетте съездить, это недалеко миль десять. У нас жил один, да от старости умер. Повитуха, значит есть, а врачевателя нету, сами всё, травками…

Я боялась задавать вопрос, и все же:- Я могу оставить его у вас? Пока за лекарем съезжу? — здраво размышляя, я понимала, что если я сегодня не доберусь наконец-то до города, не сниму проклятье, то Тристан умрет. Но если эти люди откажут нам в гостеприимстве, я просто не знаю что делать…

Вперёд вышла женщина, вытирая пухлые руки о передник, она сказала: — Что вы несса, вы наших мальчиков спасли! Мы с Гари так рассудили, хоть живите тут, пока несс не поправится. Я пошатнулась от облегчения, поблагодарила отзывчивых людей. Я так боялась, что нас выставят вон, испугаясь заразиться…

— Поеду прямо сейчас, только поговорю с ним. — с облегчением произнесла я. Тристан не двигался, но его губы шевелились. Я подвинулась ближе и наклонилась ухом к его губам.

— Агнесссссс, — удалось мне разобрать чье-то имя. — Агнеееееееееееесс[60]. — И он вновь затих.

Я не могла больше терять ни минуты, поцеловала его горячий лоб и наказав Вилли и дальше охранять любимого, вытирая злые слезы вышла из комнаты. Когда я вскочила на лошадь, я услышала жалобный вой призрачного друга. Не оглядываясь назад, я сжала бока лошади и отправилась в город.

Дорога почти не петляла, шла по прямой. Близость гор сильно влияла на понижении температуры, особенно, это было заметно по утрам, до того, как неяркое зимнее солнце прогреет остывший разряженный воздух. Я куталась в теплый плащ и никак не могла согреться. Мое сердце то и дело сжимало ледяным обручем отчаяния и паники. И каждый раз, я собравшись, отбрасывала упаднические мысли и, стараясь не унывать, подстегивала лошадь. Когда каурая, торопливой рысцой отмахала половину пути, я выехала на перекресток дорог. Справа от меня в землю был утоплен грубо отесанный деревянный столб, на котором были прибиты стрелки с надписями. Прямо был Альбасетте́, до него оставалось около четырех миль, назад указывала стрелка к деревушке, в которой остался любимый, а налево шел указатель на Израилову пропасть. Высокие пики покрытые шапками снега высились на горизонте, солнечный диск почти касался одного из них.

Огромная, зияющая пропасть нетерпения рвущая сердце острыми, ледяными клыками: только бы успеть… только бы не опоздать…  Я двинулась прямо и пришпорила лошадь. Я отъехала совсем немного от перекрестка, когда неведомая, непреодолимая сила дернула меня назад. Как зарвавшуюся собаку за ошейник отшвыривает хозяин. Я тряхнула головой, намереваясь продолжить путь, и вновь почувствовала стальную цепь поводка предчувствия. Доверяясь своему внутреннему чутью, я развернула лошадь и направилась в ущелье. Кобылка беспокойно стригла ушами, раздувая ноздри, постоянно переходила на шаг, и косилась на меня налитыми кровью глазами.

Через несколько сот футов, по дороге стал стелиться серый холодный туман, оплетая ноги лошади и касаясь моих, вставленных в стремена. От дымки уверенно тянуло озоном и серой, запах забивался в ноздри и притуплял все остальные ароматы. Вдруг лошадь споткнулась, заржала, припадая на ногу и встала, как прикованная. Спешившись, я потрепала ее по длинной гриве и пошла проверить копыто. С сожалением пришлось признать, что дальше придется идти пешком, каурая охромела — мало того, что она потеряла подкову, так ещё и нога кровоточила. А через полсотни шагов я уверилась, что лошадь и так пришлось бы оставить. Дорога практически полностью была разрушена, огромные валуны преграждали широкую тропу, то там, то здесь путь зиял глубокими ямами и рытвинами. Туман, то собирался клочками облизывая мои сапоги, то рассеивался до прозрачности и можно было рассмотреть сухие изломанные, покореженные деревья, заросший сухим бурьяном и колючим шиповником склон.

Я поднималась все выше. Становилось отчетливо ясно, что мне не нужно в Альбасетте — мне нужно туда, на самый верх. Сердце бухало в груди, как выстрел дворцовой пушки в средине уна, адреналин гнал кровь и мои пальцы нервно подрагивали, кончик косы встал дыбом. Непроизвольно сжимая рукоятку кинжала, я поднималась выше. Не смотря на то, что вокруг явно не было ни души, мое беспокойство только усиливалось. Благоразумие и спокойствие сбежали от меня, сверкая пятками. Чтобы как-то унять клацанье зубов, я начала напевать дурацкую детскую песенку себе под нос. Сердце перестало грозиться выпрыгнуть через уши. Меня немного отпустило, и тут…  из-за большого валуна, который я с опаской обошла, потянуло острым, могильным холодком. Защипало щеки и больно прострелило предчувствием позвоночник. Я уже знала, что увижу через мгновение, но все же, я испугалась.

Я видела много разных призраков с тех пор, как ко мне пришел дар. Они умирали по разному, смерть мало кого красит. Но этот…  Его смерть была не просто некрасивой. Она была ужасной, страшной, уродующей, уничтожающей, сокрушающей. Призрак мужчины в форме был изломан как сухая палка, одежда порвана и в земле, лицо было сплошной раной, длинные волосы мокрые от грязи и крови. Он ничего не сказал, лишь проводил меня пустыми глазницами черных провалов и пошел за мной следом. Поводок тянущий меня на верх натянулся сильнее, и я уже была не уверена смогу ли я оборвать эту нить. Она как пуповина младенцу давала возможность дышать и жить дальше.