Сюрприз - [2]

Хозяин расхохотался:

— Оторвать?! Да их разве ножовкой и отрежешь! Это ж металл!

— А где у вас в деревне продается инструмент всякий, кстати? Нам в путь… э-э-э… лопату бы надо, — словно спохватился Серый, но под строгим взором Иванушки, успевшего его изучить как открытую книгу[1], замялся и пробормотал: — Ладно, лопату потом… в следующий раз… и нечего на меня так смотреть… хорошая лопата еще никому не помешала…

— Извини, Сергий, я, конечно, не хотел тебя обидеть… — сконфузился Иван едва не больше нечистого на руку друга, но трактирщик, не обращая внимания на маленькую интермедию, с апломбом продолжил:

— …Мы его установили только сегодня утром, но и так понятно, что чудеснее дерева не отыщется во всем Вондерланде, чтоб мне облысеть!

Серый покосился на голову мастера Айсбана, украшенную задорной поварской шапочкой, но просить приподнять ее не стал: облысел хозяин или нет, а дерево и впрямь было удивительным.

Но некий молодой человек за дальним столом, как выяснилось, придерживался совсем иного мнения:

— Чудо… Груда металлолома, вот что это такое, — пробурчал он негромко из-за кружки эля, но в пустом зале голос его был услышан даже в противоположном конце. — Любой кузнец за неделю еще не такое наковыряет. А на родительские денежки-то купить уж точно любой болван сможет…

— Зависть — дурное чувство, Эрих, — хозяин с медлительным достоинством повернулся в сторону хулителя деревенского дива. — И если уж ты сам ни на что не способен, чтобы обратить на себя внимание Семолины, и маг из тебя, как из овцы кобыла, то хотя бы помалкивал.

— Маг я не хуже многих! А Семолина не пустоголовая кукла, чтобы выбрать папин кошелек, а не человека! — яростно стукнул кружкой по столу гость, и эль выплеснулся фонтаном, заливая ему рукава, живот и грудь.

— Да уж не того ли человека, — вежливость и благотерпение стали сползать с мастера Айсбана, как старая шкура с ящерицы, — что сам из себя ноль, и только других может хаять?!

Посетитель вскочил, насколько энергично, настолько и безуспешно утираясь и отряхиваясь.

— Зато я самостоятельный! — истекая возмущением и элем, огрызнулся Эрих. — А еще я добрый, честный, скромный, трудолюбивый, умный и начитанный! А посади ваш племяш под окнами Семолины хоть целый лес, хоть из хрусталя, хоть из изумрудов, хоть крючком из лунного света вязанный…

Мастер Айсбан побагровел, упер руки в бока, наклонился, словно хотел забодать доброго и скромного наглеца, но тут Иванушка — прирожденный миротворец, почуяв разгорающуюся ссору, бросился наперерез.

— А-а-а… а вот мне интересно… уважаемый хозяин… — дико озираясь кругом, он скользнул нечаянно взглядом по устроившимся под апельсином овечковладельцам и уцепился за них, как за спасательный круг. — А-а-а… эти двое отчего сюда не заходят?

— А? Кто? Что? Где? Кто не заходит? — словно внезапно разбуженный, ошалело закрутил головой трактирщик.

Иван радостно ткнул пальцем за окно.

— А-а-а… эти… Да кто их знает! — фыркнул мастер Айсбан, демонстративно больше не глядя на тощего мага. — Может, нравится им там. Что овца, что хозяева… тоже на голову слабые. Всю округу с ней уже обошли, да не по разу. Продают. А кому такое страшилище нужно? Хромая, беззубая, плешивая, пегая какая-то… Может, она больная!

Маг, хоть и не удостоенный взгляда, «тоже» мимо ушей не пропустил, но только собрался ответить — без сомнения, адекватно, хотя, может, и не совсем эквивалентно, как задняя дверь трактира открылась, и в зал вошел коренастый паренек.

— Петер? — оглянулся на парня хозяин. — Ты слышал?

— Что? — нахмурился юноша.

— Что настоящая доброта проявляется не в словах, а в делах! — выспренно проговорил Эрих и, оставив на столе в луже эля монету, зашагал к выходу. — Больная — значит, вылечим! В этом призвание сельскохозяйственного волшебника на Белом Свете, скромного и самоотверженного служителя оккульта! А Семолина, когда приедет, рассудит сама!..

* * *

Спать лукоморцы залегли с твердым намерением проснуться никак не раньше десяти утра: вынужденную остановку они решили использовать с максимальной пользой для хронически недосыпавшего в последнюю неделю организма. Но сладким их планам не суждено было сбыться. Едва забрезжил свет, как площадь под окнами огласил истошный вопль: «Воры!!!»

Иван вскочил и, протирая на ходу сонные очи, бросился к окну.

На улице, вопреки анонсу, никаких воров не обнаружилось, но зато вокруг металлического дерева, хватаясь то за голову, то за сердце, то за ветки, метался племянник хозяина постоялого двора.

Спросонья царевич не понял, из-за чего сыр-бор, дерево-то ведь на месте, но после нового вскрика остатки дремы вылетели из головы, и он понял, что на месте не дерево, а часть его. Хоть и большая. Веток, листьев и плодов, еще вчера склонявшихся почти до земли, сегодня не было и в помине.

При ближайшем рассмотрении, впрочем, ветки обнаружились. Они валялись кучей искореженного металла на земле, словно пропущенные сквозь чудовищную мясорубку, и если бы не изрядная доля воображения, за часть чудо-дерева признать их было бы совершенно невозможно.

Петер перестал носиться вокруг поруганного апельсина, остановился и вперил горящий взор в подоспевшего Иванушку: