Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - [47]

Самозванец продержался в своем статусе императора без империи до 40 года. Фань Е пишет: «Сюнну, услышав, что [император] Хань объявил за [поимку] Лу Фана награду, польстились на нее и приказали [Лу] Фану вернуться на родину и изъявить покорность Хань, рассчитывая получить за это нафаду. Однако [Лу] Фан поставил себе в заслугу добровольное изъявление покорности и не сказал, что его послали сюнну. Шаньюю же было стыдно говорить о своих расчетах, и поэтому он не получил награды. Это привело шаньюя в ярость, и он стал совершать еще более глубокие вторжения»^{271}.

В такую наивность шаньюя трудно поверить. Надо думать, если бы он действительно хотел получить нафаду за вьщачу мятежника, он приказал бы отконвоировать его к укрепленной линии и сдать китайским войскам… Так или иначе, Л у Фан добровольно сложил с себя титул императора.

Гуан-у простил Лу Фана (равно как и его ранее сдавшихся сподвижников). Он поставил их руководить пограничными областями, «пожаловал им 20 тыс. кусков шелка и приказал замирить сюнну». Лу Фан принял и должность, и шелк и представил императору прочувствованный доклад, в котором восхвалял сияние его «необыкновенных добродетелей» и объяснял многолетнюю войну с собственным народом желанием «возродить страну». Он писал:

«Когда Ван Ман поставил страну на край гибели, он, как принесший скорбь сыновьям и внукам [императора], заслуживал того, чтобы его наказали общими усилиями. Поэтому на западе я установил связь с цянами, а на севере привлек сюнну, шаньюй которых, не забывший прежних милостей, временно возвел меня на престол и оказал помощь. В это время повсюду происходили вооруженные восстания, но я, Ваш слуга, не преследовал никаких корыстных целей, а хотел лишь принести жертвы в храме предков и возродить страну, поэтому я надолго присвоил себе титул императора и более десяти лет занимал престол…»

Красноречие подвело Лу Фана. Простых перебежчиков Хань традиционно прощала в случае, если они признавали свою вину. Но Лу Фан пытался доказать, что его «императорская» деятельность была направлена на пользу Поднебесной. Гуан-у эта версия, вероятно, не вполне удовлетворила, и он отменил ранее посланное Лу Фану приглашение явиться ко двору, перенеся его на год вперед. «Лу Фан, возвращенный с дороги, был напуган и опечален». Он поднял новый мятеж и в течение месяца сражался с войсками своих вчерашних сподвижников (тех самых, что вместе с ним сначала охраняли границы Поднебесной, потом разоряли их и, наконец, вместе сдались Восточной Хань и вновь стали защищать ее северные рубежи). В конце концов сюнну сжалились над неудавшимся императором и послали за ним и его семейством несколько сот всадников. «Лу Фан пробыл среди сюнну свыше десяти лет, а затем заболел и умер»^{272}.

* * *

В начале своего правления Гуан-у не обращал на сюнну слишком большого внимания, несмотря даже на то, что они провозгласили своего ставленника императором Хань. Как пишет Фань Е, он старался восстановить спокойствие в Китае и «не имел времени заниматься внешними делами». В ответ на захват своих земель император переселял жителей пограничных округов в безопасные области и увеличивал количество воинов на границе, но к военным действиям не переходил. Когда же сюнну пытались наладить дипломатические отношения с Поднебесной, он «сносил позор и только посылал ответные письма, составленные в учтивых выражениях». Когда ситуация немного стабилизировалась, военачальники Хань, «топая от нетерпения ногами и потирая руки», стали вспоминать былые победы над сюнну, «но император, питавший отвращение к военным действиям и занимавшийся усовершенствованием гражданского управления, не внял их советам»^{273}.

К «императорским» потугам Лу Фана Гуан-у, видимо, относился не слишком серьезно. Сюнну, хотя и объявили Лу Фана императором, тоже не придавали этому особого значения, потому что уже в 30 году отправили к Гуан-у посольство с подарками. Император отослал шаньюю ответные подарки — золото и шелк — «для установления прежних дружественных отношений». Однако «прежние» отношения уже не могли удовлетворить Юя. Он «держался высокомерно, сравнивал себя с Маодунем, отвечал послу дерзко и заносчиво»^{274}.

Договор о мире так и не был заключен. Сюнну регулярно грабили пограничные земли Поднебесной — как вместе с Лу Фаном, так и самостоятельно. Иногда они объединялись для этого с ухуанями^{275}. В 37 году сюнну совершили успешный набег на район Хэдун (к востоку от Ордоса), и китайцам пришлось переселять пограничное население из трех округов дальше на восток, а сюнну обосновались внутри укрепленной линии. Фань Е пишет, что к 44 году «на северных границах уже не было ни одного спокойного года». Китаю пришлось увеличить численность войск вдоль границы на несколько тысяч человек в каждом округе, построить большое количество наблюдательных вышек и восстановить сигнальные маяки^{276}.

* * *

В первые десятилетия нашей эры сюнну снова, как в первый век своего существования, сравнялись с Поднебесной по могуществу. Но удержать это достижение они не смогли — их державу подкосила внутренняя смута, и она рассыпалась в одночасье, несмотря на то что находилась, казалось бы, в расцвете сил.