Сытый мир - [84]
Я налетел на одного мизантропического фана команды «Hertha BSC», в полном прикиде: в шарфе, кепке, с флагом и с бородой. Нет, это была не Юдит. Это была полная противоположность Юдит. Уж это точно.
Картошка-фри с кетчупом и нарезанная тюрингская жареная колбаска, утром, в половине шестого. Понедельник. Моя кровь уже бесцветное средство для мытья посуды.
Газетные стенды и крупные заголовки газет. Ирод в Берлине? Снова был убит какой-то грудной ребёнок. Как будто такие случаи не происходят и без Ирода… Всё пытаются списать на него. При том, что восьмая часть всех нежеланных детей не вполне невзначай падают с лестниц. Но им нужен Ирод для того, чтобы отвлечь внимание! Как это противно.
Мои глаза — переспелые яблоки и того и гляди плюхнутся на землю, полные червей.
В полдень я звоню Шандорфу.
— Прошу вас, дорогой комиссар, дайте мне адрес Юдит! Я ничего не знаю, полезного для вас, мне нечего вам продать. Я просто прошу вас во имя того…
Клик. Бросил трубку.
Список моих смертников удлинился на одно имя. Нет, на два. На Шандорфа и на того, который… Клик.
Извивающиеся линии скейтбордистов… значит, здесь есть сквозной проход. Я позволил себе роскошь — купил в универмаге «Вюльворс» упаковку из трёх трусов.
И сел в такси.
— Отвезите меня, пожалуйста, на Юдит — штрасе!
— Не знаю такую. Где это?
— А какие же улицы вы тогда знаете? Ну, навскидку?
— Ну, я не знаю…
Никто ничего не знает. Позор. С дешёвой галёрки раздаётся хор голосов: «Брось! Прекрати!»
Я закрутил первый флирт с капитуляцией. Сам по себе отказ от поисков — падение в мягкое море дешёвых решений, расслабления, разгрузки. Покой между стенами тюрьмы. Но моменты перед капитуляцией — когда пока ещё не сдался, пока ещё сжимаешь в кулаке белый платок и уповаешь на чудо-оружие, и обыскиваешь темноту, в последний раз напрягая мускулы, и промеряешь глубину ещё не мобилизованных сил… Эти моменты пугали меня.
Толпа потребителей, этих машин для заглатывания товаров, — всегда у них наготове сочувственная улыбка. Они целиком на моей стороне. Но им надо ехать на сёрфинг! Они очень высоко ставят это занятие. И пожалуйста! Ради бога, это то, чего они заслуживают. Уверенность, здоровье, благосостояние и толстощёкие дети. Если бы ещё их улыбчивость не была такой назойливой… их пошлость не была бы такой убийственной! Не совались бы они туда не надо со своим идиотизмом! Их подлость, их гнусное приобретательское хитроумие. Они повсюду. Голодные недобитки, они шатаются по торговым центрам, бродят по супермаркетам, жадно шныряют по бутикам; ходячие утробы, монстры из кишок и конфетти. Всё, что они говорят, — кошка набздела.
И я должен устоять против них, одержать над ними верх, причём очень тихо и незаметно, в противном случае они меня уничтожат. Постепенно я начинаю уважать ту великую задачу, которую поставил перед собой Ирод. Он закончил тем, чем кончают все первопроходцы. Все приходят к одному. Лемех плуга ненависти переворачивает пласты моей земли. Когда уже этот мир наконец обожрётся и выблюет на свет божий своё нутро? И что тогда? Что грядёт после этого? Европейско-американская война? Исламский завоеватель? Переселение народов? Освоение Луны? Поповское господство? А может, опустошение. Мелочная лавка. Боязливость и обман. Само общество перестало быть. Ему больше не оправдаться, не отмыться. Конец всему. Конец-конец-конец.
Дом делают окна. Это сказал я и гордился тем, что у меня нет дома. А теперь смотрю вокруг — и повсюду окна. Справа и слева. Витрины. Вот чёрт! Они же возвели вокруг меня дом! Только на крыше сэкономили, пожалели! Конец-конец-конец.
Берлин-Тегель. Берлин Вифлеем. В пятидесяти метрах надо мной самолёты трубят вниз, идут на посадку. С каким бы удовольствием я пнул на дорогу детскую коляску, просто так, из солидарности… Но нет, что я говорю! Тогда ведь меня арестуют. Будет ещё в большей степени дом. И зачем мне это?
Ведь всё это меня вообще не касается. Остаётся ещё закуток, который принадлежит мне, и этого для меня достаточно. Юдит. Boy meets girl. Etcetera. Древнейшая история избавления от чар. Что, цивилизованный мир надо мной ухмыляется? И пусть. Он только лжёт. Он хочет завернуть человека в себя, задушить его пуповиной, это мясистая, массивная мама, мегера, леденящая шалава, эта Антарктида могущества. А я — ликующий выкидыш, космический кусок блевотины, четырёхглазый зубной камень, золотая коронка на подгнившей челюсти. И я сыт также иронией, и преуменьшением, и осторожностью, вкусом, и тактом, и оглядкой на обстоятельства, малодушием, и соотнесением, и пониманием. Конец-конец-конец.
Катако! Прав — я! Мой мир красивее, чем ваш, я могу разрешить себе всё, а массе вашего брата я не пожелал бы ничего, кроме сердечного инфаркта, братской могилы и…
— Хаген?
Кто-то тронул меня за плечо.
— Юдит?
— Слушай, Хаген, а что это ты здесь делаешь, вообще?
— Ищу тебя. Всё это время. Где же ты была?
— Серьёзно? Вид у тебя ужасный…
ГЛАВА 22. ЗЕРКАЛЬНЫЕ КАБИНЕТЫ
Хаген в кафе. В частном доме.
В комнате Юдит.
В счастье
— Ты что, на самом деле искал меня? Всё это время?
— Хммм…
— Ты врёшь! Вечно ты со своими историями…
«Я мечтал о том, чтобы вся Германия взлетела на воздух, а мы вдвоем лежали бы, заживо засыпанные еще теплой золой и обломками, дыша последними остатками кислорода, и я потратил бы последний вздох на длинный, длинный поцелуй».Не слишком обеспеченный, но талантливый писатель получает весьма категоричное приглашение навестить замок Верхней Баварии. Здесь в полном уединении живет Александр фон Брюккен – сказочно богатый наследник одной из семей, обеспечивших военную мощь Третьего Рейха. О чем собирается поведать миру этот одиозный старик? О крахе фашистской Германии? Или о своей страстной, непобедимой любви к Софи? Их положили в одну постель в бомбоубежище, когда ему было четырнадцать.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.