Сытый мир - [3]
С тех пор я знаю: давая обет, надо ставить себе жёсткие сроки, чтобы не замотать обещанное. Впрочем, всё это лишь фантасмагории мести, я никого не смог бы убить, тем более с наслаждением. Между тем я на стороне людей, которые расценивают это скорее как слабохарактерность.
Ох уж эти слезоточивые истории в прошедшем времени! Надо с этим кончать!
Вот я сижу здесь. Идиллический свет пронизывает мой пивной стакан, и Вольфи улыбается. В его лице с тех пор завёлся маленький комплекс вины. Так и прыгает, как чёртик. Страшно взглянуть.
Еда готова.
Она хороша, на вкус неопасна. Я предпочитаю заправляться на кухне, поставив тарелку на плиту. В гостиную сунуться боюсь — а ну как баба там поджидает.
Она уверяет, что заболевает от одного моего вида.
Невозможно отнестись к этому с пониманием. То есть понять это можно, но лишь поневоле.
Она называет меня паразитом. Ну, хорошо — а кто не паразит? В наши дни люди работают только из-за несостоятельности или из-за угрызений совести либо из желания иметь обманчивую уверенность в завтрашнем дне.
Каждый может назвать меня попрошайкой. На здоровье. Одно из ругательств, лишённых всякого значения.
Ангела ведь тоже не работает.
Как только я заговариваю о ней, глаза Вольфи загораются счастьем.
Конечно же, я пытался плести интриги. Тщетно.
У Ангелы есть эта пресловутая щель, и она её использует. Немилосердно. По два раза, когда припрёт. Вольфи так сильно любит её. Ангела любит его не так сильно.
Вольфи сейчас очень хорошо зарабатывает. Они собираются вскоре переехать отсюда — в более приличный район.
Я выглядываю на улицу.
Это совсем другое дело — когда видишь улицу из окна. Окно — это невидимо затемнённые очки, оно скрывает от взгляда самое существенное.
Казалось бы, окно — всего лишь кусок стекла, которого — если его хорошо вымыть — почти что и нет. Ха! Как бы не так. Окно — это фасад. Дай кому-нибудь в руки кирпич — и у него в руках будет кирпич. А дай ему квадратный кусок стекла в раме — и у него в руках почти что дом. Окна — это фильтры для зрелища.
Вольфи живёт не в «хорошем» районе. Это дешёвый север, хотя и он довольно дорогой.
Мюнхен по большей части считается чистым и мёртвым городом, но отсюда, по крайней мере, можно увидеть немного дерьма. Оно дожидается меня там, снаружи. Сюда ему нельзя!
Ангела — чистюля. Образцовая домохозяйка. Квартира просто вылизана, так и сияет чистотой. Одно время я пользовался здесь ванной. Но она запретила мне это, потому что ванна — её святыня.
Ангела будет излучать здоровье, даже если травить эту землю восемьдесят лет подряд. А то и больше. Любой водитель скорее врежется в дерево, чем раздавит это тело.
Она ненавидит меня, потому что я дерьмо.
В дерьме я кое-что смыслю, да. Об этом мне есть что сказать. Уплетая за обе щёки, я смотрю на дерьмо. Это одинарное стекло пролегает между нами крепостным рвом. Мусор. Отбросы. Грязь. Эти слова больше не наделены для меня зловещим смыслом. Я люблю его. Дерьмо.
Оно — моё царство, там я правитель, там меня терпят, там я подолгу роюсь во флоре отбросов. Моё комическое, моё устрашающее царство.
Я не хочу жаловаться. Упаси Господь!
Если бы я хотел пожаловаться, я бы рассказал о зиме. Зимой мой характер меняется, а моя философия приобретает более жёсткие черты. Каждая жалоба имеет свойство сбываться.
Сейчас всё так и пышет июнем. Такие подробности имеют чрезвычайно важное значение. А январь наступит только в январе, тогда и будем говорить о нём.
Дерьмо — это моя сага. Дерьмо повсеместно объявлено смертельным врагом. Его пытаются смести с лица земли. Буржуазия перепугана. И то правда, дерьмо алчно. Но я его сторонник. Защитник отбросов. Адвокат всего гниющего.
Возьмём хоть этот небольшой участок, видимый из окна. Улица, ведущая в недавно застроенный квартал. На асфальте поблёскивают осколки, словно вкрапления кварца в пляжном песке. На газонах окурки — как грибы среди травы. Ветер гонит красные клочки листовок. С афишной тумбы свисает полуоборванная реклама. В лужицах под ней радужные химические разводы. Рядом дети роются в контейнере со строительным мусором. Во всём этом нет ничего безобразного.
Если представить здешний ландшафт году этак в 1400: деревья, деревья, деревья, река, пригорок с виселицей, бедное подворье, тропа, полузаросшая травой, опять деревья, деревья, деревья, попадаются и люди — на десять тысяч тупых один умный — и снова десять тысяч до следующей светлой головы, город с высокой крепостной стеной и белым собором, опять деревья, деревья, а в промежутках поля и лес, звериный рык и птичий посвист, прозрачное озеро и деревья, деревья, деревья …
Нравилось ли всё это людям в те времена? Вряд ли — иначе они оставили бы всё как есть.
Большинство моих современников тоже вечно всем недовольны, они стенают, жалуются и хнычут. Дремучие люди, беспомощные недобитки, отставшие и отпавшие отовсюду, они живут где-то во временах, обозначенных ещё трёхзначными числами.
Мне только двадцать семь, я поэт и с удовольствием смотрю на вещи снизу. Может быть, это нечто вроде смирения. Но оно даёт мне возможность видеть вещи масштабно. Галлюцинации. Я знаю в этом толк. Красота — это галлюцинация. От неё становится хорошо.
«Я мечтал о том, чтобы вся Германия взлетела на воздух, а мы вдвоем лежали бы, заживо засыпанные еще теплой золой и обломками, дыша последними остатками кислорода, и я потратил бы последний вздох на длинный, длинный поцелуй».Не слишком обеспеченный, но талантливый писатель получает весьма категоричное приглашение навестить замок Верхней Баварии. Здесь в полном уединении живет Александр фон Брюккен – сказочно богатый наследник одной из семей, обеспечивших военную мощь Третьего Рейха. О чем собирается поведать миру этот одиозный старик? О крахе фашистской Германии? Или о своей страстной, непобедимой любви к Софи? Их положили в одну постель в бомбоубежище, когда ему было четырнадцать.
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
Нет повести печальнее на свете, чем повесть человека, которого в расцвете лет кусает энцефалитный клещ. Автобиографическая повесть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?