Сытый бунт. «Грязное белье» оппозиции - [33]

Исповедь боевика

Его я мог видеть и в Карабахе, и в Абхазии, и в Приднестровье, думал я, глядя на щуплую фигуру в камуфляже. Мы сидели за одним столом, и застольные разговоры, начавшиеся с традиционных сетований по поводу сумасшедших цен и продажности чиновников, как водится на кухнях, перебросились на политику. «Конституция, хоть и плохонькая, но все ж таки держала ворье из министерств в рамках». И я вдруг вспомнил: да, это именно он странно выделялся из шеренги бравых баркашовцев, выстроившихся осенью перед Белым домом. Выделялся явным своим желанием стать незаметным, ускользнуть за широкие спины чернорубашечников, чтобы не попасть в кадр фоторепортеров. И, словно угадав, что его узнали, Петр Малышев стал рассказывать, как оказался в те дни у Белого дома:

– Летом неподалеку от Сараево погиб командир нашего отряда русских добровольцев Миша Трофимов. Долго не могли отправить его тело на Родину, в Одессу, – собирали среди своих деньги на гроб и перевозку. В конце концов привезли, я вернулся в Москву. Думал, отдохну пару недель – и назад. Но пообщался с моими друзьями и понял, что назревают серьезные события, а тут указ Ельцина о роспуске парламента, Белый дом. Короче, закрутилось, я до сих пор в России.

Оказалось, мой знакомец почти год провоевал на стороне Сербии против боснийских мусульман. Он один из немногих русских, получивших за «боевые заслуги» сербское гражданство. До этого прошел школу войны в Приднестровье (кстати, как и он, я был весной 1992-го в Бендерах и вполне мог с ним столкнуться). К нему была уйма вопросов, но первый: как погиб его командир?»

…7 июня в штабе сербской армии, рассказывает Петр Малышев, нам приказали добыть «языка». Акцию (так сербы называют боевые операции) решили провести в небольшом селе, примерно в 20 километрах от Сараево. Мы уже знали, что в одном из домов есть солдаты с мусульманской передовой. Отправились на задание шесть русских и сорок-пятьдесят сербов. Дом стоял на небольшой горе. Пять русских и три серба поднялись наверх, остальные прикрывали снизу. Я – на углу, держал вход и окна; трое русских, включая командира, вошли в дом.

Через несколько минут в доме разорвалась граната, раздались автоматные очереди. Двое наших успели выскочить, Миша, командир, вышел, покачиваясь, сказал: «Конец акции, ребята, я готов» – и упал. (Как потом выяснилось, мусульманская семья – три женщины, двое детей и дед – приняла на ночь двух солдат. Русские, проходя по дому, в темноте не заметили двери, за которой находились солдаты. А когда шли назад, в коридор выкатилась граната, в спины им дали автоматную очередь). Вслед за Мишей выскочил мусульманин, я срезал его очередью, а дом закидал гранатами – прикончил всех, кто там был.

…Я пристально наблюдал за рассказчиком, пытаясь отыскать в его лице, манерах хоть какой-то намек на звериную жестокость, патологию закоренелого убийцы. Нет, он говорил тихим запинающимся голосом, руки – большие, красные, с распухшими суставами – неуверенно скользили по столу, словно не зная, куда спрятаться. «Миша Трофимов, командир, – говорил наемник, – кадровый офицер, капитан спецназа, в Одессе его хорошо знали, он не раз становился призером в соревнованиях по кикбоксингу».

Итак, передо мной сидел Петр Малышев, двадцати шести лет, уроженец Москвы, ныне – гражданин Сербской Республики. Мать – до пенсии работала инженером, отец – главный инженер холодильных установок ГосНИИ ГА («папу в свое время выгнали из школы за то, что учительницу обозвал «жидовкой» – полгода нигде не учился»). Москвичи во втором-третьем поколениях (под Великими Луками до сих пор есть несколько деревень, сплошь заселенных Малышевыми).

Рос Петя тщедушным, болезненным мальчиком. Такие обычно становятся объектом для издевок одноклассников. Успеваемость никакая, перешел в следующий класс – и слава Богу. Связался с дворовой шпаной, едва дотянул до окончания восьмилетки. После поступил в медучилище, но как-то справил с компанией сверстников праздник 9 Мая, взломав отдел заказов – «икорочка, коньячок, шампанское», – и пришлось уйти в профессионально-техническое училище на курсы автослесарей. И вскоре произошел случай, когда в обычном подростке, пусть и трудном, впервые явственно проступили черты будущего «солдата удачи».

Однажды получил стипендию, вспоминает Малышев, купил бутылочку винца, выпил с ребятами и пошел погулять в парк (на дворе была весна). Там ребята ездили на велосипеде, попросил их дать покататься. Меня послали подальше, и когда я сбросил пацана с велосипеда, все – а их было больше десяти – набросились, избили. Я пришел домой, умылся, подумал и вернулся в парк. По дороге прихватил металлический прут. С ходу приложил одного этим прутом, а всем остальным приказал лечь на землю. Сказал: «Считаю до трех, не успеете встать, буду бить». Сначала считал медленно, потом все быстрее и быстрее: мне нужно было сильно их побить, очень сильно, чтобы не смогли меня догнать. И, наверное, перестраховался: когда уходил, ни один и не пытался подняться с земли.

Состоялся суд, на котором присутствовали все двенадцать пострадавших от побоев подростков. Малышев прошел судебно-психиатрическую экспертизу, признан вменяемым и приговорен к трем годам лишения свободы и двум – отсрочки. Через два года сочли, что осужденный «встал на путь исправления», ибо к административной ответственности ни разу не привлекался, – и судимость с него сняли.