Сытый бунт. «Грязное белье» оппозиции - [31]

Его однополчанин бросился вслед, потащил за гимнастерку к машине. Не тут-то было: оскорбленный водитель принялся лупить из «Калашникова» в нашу сторону. Мы с батюшкой залегли в кювете.

На выстрелы приехали чеченцы. Заняли круговую оборону. Через минуту стрельба прекратилась: то ли рожок иссяк, то ли затвор заело. Чеченцы (к счастью, это были милиционеры из оппозиции) сказали: «Вот такие и мародерствуют», – и повели беднягу расстреливать.

– Брате мои, – вступился отец Киприан, – зачем вам кровь этого молокососа? Будет с него и красных соплей.

Пара зуботычин действительно сломила боевой дух солдатика, и мы отправились дальше…

Обратный путь был не менее драматичен. Уже смеркалось, мы очень спешили: близился комендантский час, после которого омоновцы стреляли на поражение, особенно не выясняя, кто свои, кто чужие. Но, как на беду, заблудились. Петляли по окраинным переулкам, с опаской глядя на черные проемы сгоревших зданий: не покажется ли где ствол вражеского гранатомета.

Впереди показалась лужа размером с хороший пруд. «Гони напрямую», – приказал батюшка. Автомобиль, взметнув фонтан грязных брызг, стал погружаться все глубже и глубже. Сантиметр за сантиметром вода прибывала внутрь, мы подняли ноги, и двигатель заглох. Наступила оглушающая тишина. Все, приехали. «Доживем ли до утра, батюшка?» Отец Киприан крякнул, приказал ждать и, форсировав лужу, исчез в сгущающихся сумерках. Прошло двадцать минут, час, полтора. Ждать помощи больше неоткуда.

Примерно через три часа кромешную тьму разрезал свет фар.

Только бы не боевики, каждый молил про себя. К счастью, это был грузовик ярославских омоновцев, и через пять минут мы уже были в их казарме. Из угла, за нарами, доносились звуки веселого застолья. Я подошел: душой общества, как вы догадываетесь, был отец Киприан…

Наутро батюшку я не застал. «Спозаранку, – сказали, – поехал в штаб». Жаль, так и не успел расспросить о его странном житье-бытье. Но судьба вновь неожиданно свела меня с ним.

Через несколько дней возвращался в Москву. В аэропорту «Северный» ждали, пока разгрузят эмчээсовский «борт», прилетевший из столицы. На краю полосы уже несколько часов томились десятки офицеров и солдат, только вышедших из боев; тут же в ряд стояли носилки с тяжелоранеными.

Наконец, поступил приказ «к построению». В этот момент из здания аэропорта вышла группа военных. Впереди, опираясь на посох, степенно шествовал… отец Киприан, чуть поодаль – старшие офицеры и два-три генерала. Они поднялись по трапу, за ними понесли раненых, а уж потом потянулись все остальные.

В тесной утробе «Ила», как ни старался, не смог отыскать батюшку. (Потом оказалось, что он летел в кабине пилотов.) Уже в Москве, разорвав кольцо вокруг что-то громогласно вещающего отца Киприана, записал телефон, договорившись о встрече.

Через неделю я стоял перед панельной 9-этажкой в Шмитовском проезде. У порога меня встретил сам «героический окопный батюшка», преображенный до неузнаваемости, – благообразный старец в черной рясе.

Небольшая двухкомнатная квартирка, в большой комнате – продавленный диван, на котором свернулись клубком две остромордые собаки. «Русские борзые, ценнейшей породы», – заметил отец Киприан. В маленькой – бросился в глаза гроб, стоящий на табуретках. «А это мое ложе, ведь я принял схиму», – последовал комментарий. Здесь же в углу, перед небольшим иконостасом, теплилась лампадка.

…Мы уже долго пьем чай на кухне, а я все никак не могу подобраться к главному. Он не умолкая говорит о том, что дьявол слишком глубоко погрузился в наши души, что официальная церковь продажна и корыстолюбива, что нет пророка в своем отечестве, и потому отвергает он любую власть над собой, в том числе церковную.

О том, откуда родом, где учился-работал, как пришел в религию – ни слова. Ответ один: «Моей жизни до пострига в монашество не существует, я ее отверг. А после пострига живу исключительно молитвами и служением Господу».

– Так какой же церкви вы принадлежите, батюшка?

– Церковь, – ответствует, – едина.

– Так не бывает, их множество, – возражаю.

Отец Киприан ответа не удостаивает. Приносит фотоальбом. На снимках батюшка в окружении известных людей – Егора Гайдара, Григория Явлинского, Сергея Филатова (бывшего руководителя президентской администрации), Александра Лебедя и прочих генералов и чиновников, мне не известных. Очевидно, он рассчитывает на молчаливое почтение, но я настырно задаю вопросы: «Это ваши прихожане?», «Вы давно знакомы с Гайдаром?», «В каком храме вы служите?»

Киприан достает документы: «Вот регистрируем приход, скоро будет и свой храм». Мельком просматриваю – вдруг бросается в глаза фамилия приходского старосты. Ба, это же командир легендарного отряда «Август-91», решительно выступившего против гэкачепистов. Значит, батюшка не только «окопный», но и, так сказать, «демократический», раз вокруг него сплотились такие люди. (Припомнилось мне, что и Сергей Шойгу, глава Министерства по чрезвычайным ситуациям, – близкий соратник Гайдара по демдвижению.)

– Так вы и на баррикадах побывали, батюшка? Какая же ваша биография?

– Я монах и прошлой жизни не имею, – закруглил он разговор.