Сырок - [18]

Мы пришли на перрон к поезду, который должен был по расписанию отправляться в час ночи. Полпервого – поезда нет. Час – поезда нет. Два – поезда нет. Я побежал узнавать, где поезд. Выяснилось, что он ушел уже. Злоумышленники специально отправили поезд пораньше, чтобы остановить его в степи и разграбить.

Действовали они так. Заранее засовывали в колесо паклю. Когда поезд начинал двигаться, из-за трения пакля через 10–15 километров возгоралась, шел дым. По правилам техники безопасности дымящиеся вагоны везти не полагалось, их отсоединяли. А потом в степи беспрепятственно грабили.

Мы срочно нашли машину и поехали вдогонку за поездом. Километров через двадцать в степи увидели наши вагоны, уже отцепленные от состава. Как только мы залезли в вагон, то заметили, что к нам приближаются три грузовые машины. Значит, всю операцию заранее хорошо спланировали – от досрочного отправления поезда до вывоза наворованного.

Что делать? Командую охранникам: «Стреляйте в воздух!» Они сделали пару выстрелов из автоматических винтовок. Машины остановились и через некоторое время отправились восвояси. Они же не знали, что в вагонах нет пулемета, а есть всего лишь пара винтовок. Так мы сохранили ковры и остались живы.

Вагоны с коврами снова прицепили к поезду, и опасный путь продолжился. На отдельных станциях знали, что у нас ценный груз, и думали, как бы его вытащить. Кажется, в Омске проверяющие прикопались к колесам нашего вагона (мол, их надо отладить) и загнали вагон в ангар для ремонта. Ангар ночью не охраняется, и я понял, что опять возникла нездоровая ситуация. Пошел к диспетчеру, сидевшему в высокой будке, и договорился, чтобы он присоединил нас к ближайшему поезду.

Но поезд задержался, диспетчер сменился. Поезд должен скоро уходить, а нас не цепляют. Я иду к другому диспетчеру и требую, уже на нервах: «Присоедини!» Он отказывается. Тут я понимаю, что нас здесь никто не знает, захотят – убьют просто, и никто искать не станет. Тогда я пошел ва‑банк и пригрозил диспетчеру: «Давай так. Я выхожу отсюда, подпираю дверь, выливаю спирт и зажигаю. Можешь вагон отправлять, а можешь не отправлять». Он струхнул, прицепил нас к ближайшему поезду, и мы отправились.

На одной из станций решили купить игрушечные пистолеты. Поняли, что едем по бандитской стороне, вполне может понадобиться кого-то припугнуть в крайней ситуации. Времена лихие, беззаконие. Вот так, постоянно на нервах, опасаясь, что ограбят и убьют, и продвигались. И не поспать толком! Теплушка (это такой вагон для перевозки людей и животных), где мы ехали, без груза беспрестанно подпрыгивала. Ляжешь в середине вагона и, как червяк, начинаешь ползать от движения рессор. Плюс монотонный стук колес. Ни капли покоя за девять суток.

Слава богу, наконец довезли мы два вагона ковров до Москвы и принялись ими торговать. Продавали через точку на Шаболовке – правда, пришлось ее немного расширить. Вместе со мной коврами занимались Андрюша Иванов, Серега Калинин, мой сын Костя и Нелли Евелевна. В 1992 году к нам в качестве продавца присоединилась Валентина Алексеевна Кшенникова, ставшая в будущем директором нашего московского завода молочной продукции.

Рельефные китайские ковры пользовались популярностью у обеспеченных людей. Даже представители бомонда – Олег Газманов, Екатерина Шаврина и другие знаменитости – приезжали к нам за коврами.

Раньше ковры изготавливались стандартные: либо два на три метра, либо три на четыре, а по форме – прямоугольные, квадратные или круглые. Мы же предоставили покупателям возможность заказывать ковры любого размера. Трудоемкий процесс: один ковер ткали чуть ли не полгода. Но затраты себя оправдывали. Некоторые просили на ковре изобразить свои портреты вместе с семьей и любимой собакой.

Во время одной из первых закупок ковров нам очень понравилась китайская мебель: с полудрагоценными камнями, ширмами, ящичками. Старая коммунистка товарищ Хэ, поившая нас с утра до вечера, предложила посетить фабричный склад, а там – батюшки, мебель красоты необыкновенной. Мы в Советском Союзе ничего подобного никогда не видели, не удержались и договорились купить вагон этой мебели.

На приемку остался мой сын Костя. То ли Костя с помощниками загуляли, то ли познакомились с местными девушками, но когда китайцы приехали грузить мебель в вагон-теплушку, никто их не встретил, и они просто поставили ящики в вагон, не закрепив их внутри. Поскольку ящики поставили неплотно, при движении поезда те стали падать.

Вместо шикарной мебели нам привезли сплошные дрова. Целый вагон, 40 тонн, на гигантскую сумму денег! Я ребятам так сказал: «Сами прокукарекали, сами и восстанавливайте». Они пригласили мастеров с фабрики, где делали пианино и лакированную мебель, и те собрали обломки обратно в мебель. Мы хоть и потеряли деньги, но уже небольшую сумму. Больше мы с мебелью не связывались, предпочитая ковры – они, по крайней мере, не ломались.

Занимались коврами лет пять, примерно до 1995 года. За это время завезли и продали около двадцати вагонов. Учитывая, что один ковер в среднем стоил тысячу долларов – сумасшедшие деньги по тем временам, – зарабатывали и жили очень неплохо, особенно на фоне нищеты, в которую попала страна после развала СССР.