Сыны Перуна - [9]

Меньше чем через час полсотни вооруженных тем, что было в их хозяйстве, мужиков и парней под предводительством одного из самых опытных воинов поселка — хоть и молодого, но уже неоднократно побывавшего во многих битвах Бойкана вышла из поселения и укрылась в лесу. Сотня всадников во главе с Рогдаем, проехав через поле, скрылась на другой стороне от поселка в неглубоком придорожном овраге.

Сам Борята с десятком воев, среди которых был и его второй сын Самоха, засел в детинце, откуда через гонцов и посыльных управлял всеми работами по подготовке к нападению. Все ждали непрошенных гостей.

К вечеру, когда стариков, женщин и детей удалось переправить через реку и они скрылись из виду, вернулись посыльные, отправленные в Дубровное, и известили пореченского воеводу и его людей, что соседнее село горит.

4

К тому моменту, когда солнце опустилось за горизонт, вернулись все посланные гонцы, а с ними тяжелой поступью, гремя доспехами и оружием, подошло подкрепление. Всего с четырех ближних поселений набралось около полутора сотен ополченцев. Все пришлые были вооружены по-разному, почти у всех были копья и луки со стрелами, у многих были топоры да кистени, лишь немногие имели мечи да щиты, доспехов, защищавших воина от ратного железа, было маловато. Некоторые вооружились рогатинами, с которыми было сподручней ходить на медведя, а не на сечу. Старые и молодые, богатые и бедные, охотники или пахари, кем бы они ни были, в трудный час все славяне мужского пола становились воинами.

Пореченские вои мало чем отличались от своих собратьев по оружию, в основном это были мирные труженики, не имеющие боевого опыта, было много молодежи, и только примерно одна пятая часть сборного славянского войска уже побывала в схватках. Им довелось за свою жизнь сталкиваться с дальними соседями — другими славянскими и угро-финскими племенами, с которыми зачастую приходилось вести суровые войны, но все же основными врагами радимичей в те времена были обитавшие в степях, именуемых Диким Полем, степняки — в основном хазары, болгары, да аланы[7].

5

Когда легкий утренний ветерок разогнал пришедший с реки туман и травы покрылись крупными прозрачными каплями росы, воины, не спавшие всю ночь, заметили первые конные разъезды врага. Несколько всадников, соблюдая тишину, промчались перед поселением радимичей и, сделав пару кругов, повернули назад. Завидев врага, на широкое поле, расположенное перед Поречным, из-за домов вышло сборное войско радимичей и сошлось в едином строю.

Грозная рать представляла собой плотную, ощетинившуюся копьями людскую массу, прикрывавшуюся спереди большими и малыми щитами. Основное войско возглавил сам пореченский воевода, который стоял тут же, в первых рядах, плечом к плечу со своими родичами. Накануне вечером он оставил под началом одного из своих помощников подготовленный к осаде на случай отступления детинец и занял место в строю основного войска, численность которого составила к утру около двух сотен человек. Борята смотрел вдаль, наблюдая за противником, изредка подбадривая робких или, наоборот, осаживая самых ретивых бойцов, готовых прямо сейчас броситься в бой. На предводителе славянской рати плотно сидел чешуйчатый доспех, из нашитых на поддоспешник медных тонких пластин, прикрывавших грудь, спину и плечи, на голове красовался обыкновенный шишак — полусферический округлый шлем, от которого к спине и плечам свисала бармица[8] из тонкого металлического плетения. В левой руке, помимо тяжелого деревянного щита, находилась полутораметровая сулица[9], и точно такая же была в правой руке. За пояс Борята заткнул тяжелый топор на длинной рукояти, лука и стрел у него не было, и только неизменный для каждого славянского мужчины нож-засапожник дополнял набор вооружения грозного воеводы.

Помимо основного войска, преградившего неприятелю вход в поселение, по правую руку, в лесочке, укрылось еще пятьдесят бойцов, возглавляемых храбрым Бойканом, они не должны были вступать в бой без условного сигнала или до того момента, пока их не обнаружат. Второй засадный отряд, спрятавшийся в овраге по левому флангу, представлял собой славянскую конницу, вооруженную тяжелыми копьями и легким рубящим оружием. Руководил этим отрядом старший сын воеводы. Рогдай, несмотря на то что ему не было еще и тридцати, уже не единожды проявил себя в сражениях со степняками и имел неоценимый опыт конного боя. Сейчас он восседал на статном вороном жеребце с косматой гривой и ждал сигнала от двух дозорных, которые, спрятавшись в кустах у кромки оврага, вели наблюдение за полем предстоящего сражения. Конь, вместе с хозяином побывавший в боях, чувствовал, что сегодня ему предстоит не простая работа, он бил копытами землю, грыз удила, храпя и потряхивая головой. Рогдай был бледен, но спокоен.

Накануне он попрощался с женой. Осунувшаяся и побледневшая, с младенцем на руках, его красавица-супруга не вздыхала и не плакала, как это делали жена Самохи да сестры, отправлявшие на бой своих мужей. Иля просто долго смотрела на него, словно старалась оставить в памяти его образ, и опустошенные глаза ее были сухие-сухие, а губы, когда их уста слились в прощальном поцелуе, холодные-холодные, как у мертвеца.