Сыны грома - [35]

Саксов взяли на борт «Змея». Они лучше знали «Фьорд-Эльк», чьи весла уже побывали в их руках, однако его высушенные доски впитали много английской крови, и Сигурд счел, что недальновидно пробуждать в воинах враждебный дух, который может толкнуть их на глупость.

– Ни к чему напоминать людям о поражении и о гибели друзей, – сказал ярл, – во всяком случае, если мы хотим, чтобы они нам служили. Пускай лучше полюбят «Змея», как любим его мы.

– И так мне легче будет за ними присматривать, – проворчал Улаф, бросив взгляд на англичан.

Они вместе с нами откапывали корабль, а теперь уселись на скамьи гребцов, тяжело дыша и морщась от вида собственных изломанных и окровавленных ногтей. По счастью, ветер был достаточно сильным, чтобы мы смогли поднять парус при убранных веслах. Правда, шли мы на юг, а дуло с юго-востока, поэтому продвигались мы небыстро, но все равно охотно предпочли не грести. Те, кто был на носу, хлопотали с парусом: привязывали гик[17] толстой веревкой, чтобы край большого шерстяного крыла неподвижно смотрел вперед. Так «Змей» не выходил из ветра, и Улаф с Брамом могли поворачивать нас при помощи булиня[18].

За семь дней все на корабле – наши сундуки, палуба, мачта, бочки с водой, оснастка и блоки – насквозь промокло, замшело и осклизло. Пришлось очищать дерево ножами, тереть грубой тканью и смазывать жиром: жизнь на судне достаточно тяжела, даже если тебе не приходится скользить по грязи. И все же приятно прибираться на корабле-драконе, особенно таком, как «Змей» или «Фьорд-Эльк». Сам того не замечая, начинаешь нежно бормотать или нашептывать: «Ну вот, сейчас мы тебя почистим… Так-то лучше, правда? Да, теперь ты снова красавец!» Если любишь судно, оно отвечает тебе взаимностью. Даже когда волны вздымаются до верхушки мачты или море набухло так, что еще чуть-чуть и вода польется через борт, корабль старается для тебя. Благодаря ему твои легкие наполняет воздух, а не соль.

Я посмотрел в небо и поначалу увидел лишь маленькие черные пятна, сновавшие среди густых серых облаков. Потом мои глаза различили чаек и ласточек, напоминавших наконечники стрел, а над ними трех ворон, чье карканье то и дело прорывалось сквозь туманную пелену.

Сигурд держал Эльдреда на корме рядом с собой и рулевым Кнутом, но остальным англичанам велел стоять у мачты и смотреть, как викинги управляются с парусом. Три человека должны были постоянно подтягивать подпоры. Этому нехитрому делу Улаф научил саксов довольно быстро. Работали они неплохо, и я мог поклясться, что гордость распрямляла их спины.

– «Англичане ходят по морю не лучше, чем цыплята летают», – говаривал мой отец, – сказал Сигурд по-английски, чтобы Эльдред его понял, и мне подумалось, что воины-саксы явно намерены опровергнуть суждение Сигурдова отца.

Ярл тоже это заметил и, поймав мой взгляд, кивнул в сторону англичан. Одна бровь его приподнялась, а сжатые губы подавляли веселую усмешку.

Мы медленно шли вдоль берега, когда прямо на нас откуда ни возьмись налетело грязное облако кусачих мошек. Они забивались к нам в рот и под одежду, а некоторых даже кусали в глаза, что, по всеобщему признанию, было редкой подлостью. Мы, взревев, стали просить, чтобы Улаф и Кнут вывели нас из этого царства Хели, но ветер не позволил повернуть. Вынужденные терпеть, мы, точно испуганные женщины, кутались в меха и кожи. Едва мошкара оставила нас в покое, мы рассмеялись: Свейн, заползший под шкуру белого оленя, был похож на снежную гору, что внезапно свалилась на палубу. Так, хохоча, дразня друг друга и почесывая укусы, мы подошли к устью Секваны: это стало ясно, когда показались три широких кнорра, шедших каждый своей дорогой на запад или на юг. Скоро перед нами возник кряжистый полуостров, а на нем стояли дюжины домов, которые, словно кашляя, пускали в серое небо черный дым. Улаф сказал, что за поворотом нам откроется река.

Мы шли недостаточно близко к берегу, чтобы видеть людей, но они-то наверняка увидали паруса «Змея» и «Фьорд-Элька», даже если сами корабли были скрыты от их глаз волнами.

– Одному Иисусу известно, что франки с нами сделают, – сказал Пенда, сидевший позади меня.

– До того как «Змей» подошел к моей деревне, даже Гриффин, самый опытный воин, вообразить себе не мог, каково это – шестьдесят человек в кольчугах, да еще у каждого меч, копье и топор! – сказал я, вспомнив ужас, который испытал при виде такого полчища вооруженных викингов. – Надеюсь, что и франки ничего подобного не видывали. Было бы лучше, если б они нас опасались.

– Они будут нас опасаться, парень, даю свой лучший зуб! Еще бы – такое сборище головорезов!.. А что стало с Гриффином?

От этого вопроса у меня подвело живот.

– Началась битва, он убил одного из их людей. Корабельного плотника, – сказал я, и в моей душе на мгновение расцвел теплый отзвук гордости. – Тогда они распороли Гриффину спину, порубили на куски ребра и вынули легкие. – Я почувствовал, как искривилось мое лицо. – У них это зовется «кровавым орлом».

– Знаю, парень, как это у них зовется, – ответил Пенда. – Лютые язычники! Дикари!

Перед тем как причалить, Бьорн и его брат Бьярни срубили четыре швартовых столба и связали из них два креста, которые Сигурд велел водрузить на место змеиных голов. Дабы наши боги не слишком на нас за это прогневались, Асгот развязал мешок, что бился у его ног, достал оттуда ламантина и перерезал ему горло, сбрызнув кровью сливочно-белую пену под носом «Змея». Пена порозовела, жрец, подняв руку, показал нам всем извивающееся животное и швырнул его за борт, проводив странными заклинаниями.