Сын звёздного человека - [65]

Но отчаянные рычания пленника прервал крик ярости, изданный вожаком.

Крыса изловчилась и куснула один из державших ее пальцев. Вожак Чудищ с рычанием перекрутил извивающееся тело. Раздался треск, и неподвижная теперь тварь была отброшена. У нее был сломан хребет. Вожак поднялся на ноги, сунув укушенный палец в рот.

Отсрочка – но надолго ли? Чудища, казалось, чувствовали себя в безопасности там, где они разбили свой лагерь. Они не шли вперед на ночь глядя – но как раз в то мгновение, когда Форс подумал об этом, картина изменилась. Из кустов появились еще двое Чудищ. С собой они тащили изрубленное и растоптанное тело одного из своих. По этому поводу они провели поспешное совещание, а затем вожак пролаял приказ. Крысоносец поднял свою ношу, а четверо самых крупных его собратьев подошли к пленникам.

Путы рассекли ножами, и их рывками и тычками подняли на ноги. Когда стало ясно, что ни один их них не мог идти самостоятельно, последовало второе совещание. По жестам Чудищ Форс догадался, что некоторые из них были за то, чтобы сразу же убить их. Вожак был против этого. Два Чудища ушли и вскоре вернулись с молодыми крепкими деревцами, даже не очищенными от веток. Через минуту-другую Форс оказался привязанным к одному из них лицом вниз, и двое Чудищ потащили его, идя обманчиво легким шагом.

Он никогда потом не думал о той ночи. Несшие его Чудища время от времени менялись, но сам он качался в прострации, пробуждаясь только тогда, когда его больно бросали на землю. И они, наверное, на какое-то время остановились, потому что он услышал звук.

Он лежал на земле, плотно прижавшись к ней ухом. И он решил, что дробный стук, который он слышал, был шумом крови, струящейся по его охваченному лихорадкой телу – или же он был еще одним мрачным кошмаром. Но стук продолжался, звучал все время, живой и пробуждающий память. Когда-то, давным-давно, он уже слышал такой звук – и он имел значение. Но значение было утеряно. Сейчас он осознавал только свое тело, массу боли, которая стала вещью, отдельной от его сознания. Форс удалился прочь – подальше от этой боли – а то, что осталось, не могло думать, оно могло только чувствовать и терпеть.

Ого, теперь эта отдаленная дробь была прервана другим, более близким стуком – два звука зазвучали поочередно. И он некогда знал и тот, и другой. Он должен был следить за красными глазами, уставившиеся на него сквозь щели в клетке: голодные красные глаза, которые следили и ждали, становясь все более голодными и требовательными. И в конце концов, эти глаза будут подходить все ближе и ближе, а с ними будут и зубы. Но это тоже не имело особенно большого значения.

Где-то послышался крик, он пробил дыру в голове, вызвав звон в ушах.

Теперь воздух наполняла дробь, билась в нем. Ого, теперь грубые руки подняли его и держали на ногах. Он снова был крепко привязан – или он так думал, его конечности слишком онемели, чтобы ощущать путы. Но он стоял достаточно прямо, глядя вниз, с гребня холма.

И он видел накатывающийся на него сон, который не имел к нему никакого отношения. Там, внизу, были всадники, скачущие атакующей лавиной.

Они все кружили и кружили. Форс прикрыл глаза от пылающего света. Все кругом да кругом – казалось, они проносились почти в ритме стука, почти, но не совсем. Стук доносился не от всадников. У него был другой источник.

Форс безвольно висел. Но в его изломанном, израненном теле мерцала крохотная искорка настоящего Форса. Наконец, он заставил глаза открыться.

В них засветился разум.

Всадники все так же продолжали скакать по кругу и на скаку швыряли копья вверх по склону. Но среди них появились и другие люди, быстро перебегавшие с луками наготове. Стрелы тучей застилали солнце. Круг из людей и лошадей стягивался вокруг холма все плотнее и плотнее.

Затем Форс вдруг понял, что тело его было частью защитной баррикады тех, кого здесь осадили. Его привязали здесь в качестве щита, за которым осажденные могли скрываться и метать дротики. И эти дротики, великолепно нацеленные, собирали внизу свою кровавую дань. Люди и лошади с криками падали, конвульсивно дергаясь, а потом замирали неподвижно. Но это не останавливало круг осаждавших, и не лишало силы выпущенные ими стрелы.

Один раз раздался громкий визг боли, и из-за барьера, частью которого было его тело, выпало Чудище. Оно, спотыкаясь, бросилось вниз по склону, направляясь к одному из быстрых лучников. Они встретились в яростной рукопашной схватке. Затем какой-то всадник свесился из седла и умело использовал свою пику. Теперь оба тела лежали неподвижно. Он поскакал дальше.

Рядом с боком Форса раздался тяжелый удар. Глянув вниз, он забыл о бое. Его рука висела свободно, мертвый груз с перерезанным ремнем, все еще обвивавшем пурпурное распухшее запястье. Стрела или копье перерезали этот ремень. Форс перестал испытывать к битве какой-либо интерес. Его мир в этот момент сузился до его собственной руки. Распухшая плоть не чувствовала ничего, он даже еще не мог пошевелить ею. Поэтому он сосредоточился на пальцах: он должен пошевелить большим пальцем, переместить его хоть на долю дюйма – он должен это сделать!