Сын звёздного человека - [13]

Покой ему отравляла мысль о предстоящем дневном путешествии. Долгая ходьба вновь открыла бы его рану, и он думал, что у него было несколько приступов лихорадки. И все же он должен был найти пищу и лучшее убежище. И тот барабанный бой... Он не был в состоянии драться, и поэтому хотел убраться отсюда – и побыстрее.

Как только рассвело настолько, чтобы различить черную линию на белой бумаге, он достал обрывок карты, пытаясь определить свое теперешнее положение, – если это место вообще было обозначено на этом клочке. Там были нанесены крошечные красные цифры – расстояния в милях Древних, если придерживаться дорог. По его подсчетам, он был еще в трех днях пути от города – если, конечно, он находился именно там, где предполагал. Три дня пути для сильного и не знающего усталости путешественника, а не для хромого калеки. Была бы у него сейчас лошадь...

Но он вспомнил о Ярле и о табунщиках и выбросил это из головы. Если он отправится в лагерь степняков и попытается сторговаться, то Звездный Капитан прослышит об этом. А новичку украсть коня из хорошо охраняемых табунов, даже если бы он и владел всеми своими конечностями, было почти невозможно. Но он не мог избавиться от своего желания, даже повторяя этот аргумент, полный здравого смысла.

Люра отправилась поохотиться. Она принесет добычу. Форс подтянулся, поднимаясь на ноги, и стиснул зубы от боли в левой половине тела, вызванной этим движением. Ему понадобится какой-нибудь костыль или трость, если он хочет идти дальше. В пределах его досягаемости, среди дров, была часть ствола молодого деревца. На вид она была почти прямой и он отсек ветви и обтесал ее ножом. С помощью этого импровизированного костыля он смог передвигаться, и чем больше он двигался, тем больше пропадала его одеревенелость. Когда вернулась Люра, волоча в зубах жирного индюка с розовыми перьями, он был в приподнятом настроении и был готов позавтракать.

Но они передвигались совсем не быстро. Форс шипел сквозь стиснутые зубы, когда его вес время от времени слишком сильно перемещался на левую ногу. Он инстинктивно свернул на то, что раньше было подъездной дорогой, связывавшей ферму с автострадой, и теперь протискивался между выросших на ней кустов, тяжело опираясь на палку.

Дождь превратил каждый открытый клочок земли в мягкую грязь, и Форс боялся поскользнуться и упасть. Люра продолжала постоянно выть, жалуясь на погоду и на их медлительность. Но она не убежала вперед одна, как она могла бы сделать, и Форс все время разговаривал с ней.

Подъездная дорога вывела их к автостраде. Он свернул на нее, поскольку она шла в нужном ему направлении. На бетон нанесло землю, образовавшую слой почвы, в него пустили корни колючие растения, но даже несмотря на это старая дорога была лучше для передвижения хромого, чем раскисшая земля. Люра бежала впереди, разведывая дорогу, шныряла в кустах и в высокой траве вдоль обочины древней автострады, нюхала ветер в поисках чужих запахов, то и дело энергично мотая головой и лапами, чтобы стряхнуть с них осевшие капли воды.

Она вдруг неожиданно выскочила из кустов к Форсу и толкнула его всем своим телом, мягко вынуждая отступить к тянувшемуся неподалеку кювету. Он уловил ее настоятельное предупреждение и пополз в укрытие со всей возможной в его состоянии скоростью. Когда он привалился к липкой красной стенке глинистого обрывчика, упершись в дно руками, то почувствовал содрогание земли задолго до того, как услышал стук копыт. Затем в поле его зрения появился бежавший легкой рысью по старой дороге табун лошадей.

Мгновение-другое Форс искал взглядом табунщиков, а затем понял, что ни на одной из лошадей не было пятен яркой краски, которой степняки отмечали свою собственность. Эти лошади, должно быть, были дикие. Там было несколько кобыл с жеребятами, храпящий жеребец со следами боевых шрамов на плечах, и несколько свободно бегающих молодых лошадок.

В табуне была одна гнедая кобыла без жеребенка с грубой неухоженной шкурой и усаженными репейником хвостом и гривой. Она то и дело останавливалась, чтобы набрать полный рот травы, за что, наконец, заработала от жеребца болезненный укус. Она взвизгнула, проворно лягнула копытами, и быстро поскакала, вырываясь перед остальным табуном. Форс с сожалением смотрел, как она убегала. Имей он две здоровые ноги, она, возможно, стала бы его пленницей. Но сейчас об этом было бесполезно и думать.

Табун свернул за поворот и скрылся из виду. Форс передохнул и вылез обратно на дорогу. Люра бежала впереди, вытирая передние лапы о травяной ковер и пристально глядя вслед исчезнувшим лошадям. По ее мнению, не было никакой разницы между одним из этих жеребят и задранным ею теленком. Они оба были мясом и, таким образом, годились в пишу. Она очень хотела пойти по следу такого обилия пищи. Форс не стал с ней спорить. Он все еще думал о кобыле, которая бегала так свободно и повиновалась только своим желаниям.

Не прошло и часа, как они снова догнали табун. Дорога неожиданно начала спускаться в чашеобразную долину. На дне ее высоко поднималась густая трава. Табун пасся там, а на полпути вверх по склону стоял на страже жеребец.