Сын ветра - [112]

Лучшие друзья Сидлоколо видели, как томится принц, не находя себе места. Он был задумчив и замкнут, либо сидел, уткнувшись лбом в колени, либо неотрывно смотрел в сторону далекой усадьбы. Изредка он поднимался, прохаживался взад-вперед. Когда после одной из таких коротких прогулок Сидлоколо снова уселся на камень в отдалении от друзей, те постарались сделать все возможное, чтобы хоть как-то отвлечь его от горестных мыслей. Один из них приблизился к Сидлоколо и тоже сел, но и не слишком близко, чтобы не быть навязчивым. Спустя короткое время второй последовал примеру первого. Так они сидели, не покидая своего предводителя в тягостные для него минуты.

Вскоре вернулись пятеро остальных, принесли с собой мясо и дикие плоды. Юноши подкрепились жареным мясом и плодами и снова стали наблюдать за жизнью на заставе. Они видели, как пастухи загнали коров в загон, как началась вечерняя дойка, как дойщики носятся взад и вперед, как подпускают телят к коровам, как сливают затем надоенное молоко прямо в загоне — юношам никак не удавалось разглядеть, куда именно; потом они видели, как пастухи снова погнали стадо на пастбище. Вскоре, однако, все видимые предметы стали терять очертания, расплываться в сумерках, пока не растворились окончательно в непроглядной темени. Так завершился первый день. Но — увы — и второй, и третий дни мало чем отличались от первого.

Старая женщина говорила правду: на сторожевой заставе было так много молока, что люди просто не знали, куда его девать. Стадо, выделенное королем, так раздобрело на местных обильных лугах, так разъелось, что корова, дающая обычно по ведру молока, здесь стала давать по два. Людям при всем желании было не выпить столько молока, поначалу они сливали излишки голодным псам, но куда там, разве мыслимо управиться с этаким молочным потоком! А тут еще дали приплод стельные коровы и тоже стали давать молоко. Старая женщина и ее муж получали молока с избытком, но все равно день ото дня его оставалось все больше и больше, а поблизости — какая жалость! — не было ни одного селения, куда можно было бы отдавать лишнее молоко. Наконец кто-то из охранников догадался: надо вырыть глубокий колодец, можно прямо в загоне, чтоб далеко не ходить, и сливать в него избытки молока. Мужчины занялись этим делом как раз накануне прибытия Сидлоколо с друзьями в эти места. В тот день старая служанка заметила, что пастухи начали копать яму, но не спросила их, для чего, ибо одним из требований, предъявляемых ей здесь, было: не задавать вопросов. Как раз в тот час, когда она принимала у себя путников и рассказывала им об избытках молока в хозяйстве, дойщики опорожняли в колодец первые подойники с парным молоком.

И на второй, и на третий день пребывания молодых охотников в этих местах дойщики исправно сливали молоко прямо в землю. Но на исходе третьего дня они заметили, что молоко больше не впитывается в землю, оно створожилось и загустело. Ну что поделаешь! Пришлось дойщикам отказаться от своей затеи с колодцем, все равно проку от него никакого. Так они и легли спать. А ночь, надо сказать, выдалась на редкость жаркая. Охранники спали и не ведали, что после первых криков петухов со створоженным молоком стали происходить чудеса. Сперва оно забродило и вспучилось, потом с легким шипением начало подниматься в яме, пока не достигло краев. Но и на этом оно не остановилось, а продолжало подниматься все выше и выше, покуда не взгромоздилось, подобно чудотворной скале, выше всех надворных построек.

Первый, кто увидел на рассвете этакую невидаль, стремглав побежал обратно к хижинам, где коротали ночь охранники и пастухи, начал громко хлопать дверьми, криком будить еще спящих товарищей. Все проснулись, выскочили наружу, смотрят и диву даются: стоит, чуть колышется огромная белоснежная творожная гора. Отец Кабазаны тут же сказал:

— Принцесса тоже должна видеть этакое чудо. Пойду разбужу ее, а то оно исчезнет.

Он побежал к хижине, в которой спала принцесса, и, застучав в дверь, крикнул:

— Нкосазана! Нкосазана! Вставай, выходи наружу. Погляди, какое диво дивное выросло у нас на дворе!

Принцесса соскользнула с кровати и выскочила за дверь. Едва завидев творожную гору, она завизжала от восторга и бросилась вперед с распростертыми руками. Она всем телом прильнула к белоснежной массе, и как раз в этот миг первый солнечный луч озарил макушку творожной горы. И тотчас на глазах удивленных людей макушка начала крениться, заваливаться набок. Никто и глазом не успел моргнуть, как творожные комья обрушились сверху и с головой погребли принцессу. Но творог не причинил ей никакого вреда, она только вскрикнула от неожиданности и бросилась наутек обратно в свою темницу. Там она крепко заперла за собою дверь и схватила лоскут мягкой кожи, чтобы обтереться. Смотрит — а вытирать-то и нечего. Ни единой крупинки творога не налипло на ее тело. Вот так чудо!

Принцесса снова выбежала из хижины и кинулась к мужчинам, чтобы поделиться с ними своим удивлением и восторгом. Она была встречена громкими восторженными криками — мужчины смотрели и глазам своим не верили. С громкими криками: «Вы только взгляните на меня! Только взгляните!» — бежала по направлению к ним красавица Номта-ве-Ланга. Да, это была прежняя Номта-ве-Ланга, только еще прекраснее, выше и стройнее, чем была.