Сын Валленрода - [28]

Через два часа будут в рейхе. Конец экскурсии, конец официального визита немецкой Полонии в Польшу. Несколько незабываемых дней на желанной родине. Хорошо подышать польским воздухом. До сих пор он бывал только в Катовицах. Но Варшава — совсем другое дело. И не только потому, что столица, а вообще… Может, он представлял себе ее более величественной и огромной, впрочем, говоря начистоту… Он попытался перечислить по памяти самые высокие здания, поскольку ими он особенно гордился. Величие Польши он пробовал мерить высотой ее домов. Итак, банк — как он называется? — неподалеку от Национального музея. Кстати, для осмотра самого этого музея требуется почти полдня; потом дома на площади, где памятник летчика, и те, что возле моста Кербедзя с рекламой мыла «Олень», и здание телефонной компании, и, собственно, вся Маршалковская, и Иерусалимские Аллеи, и столько неоновых огней, и «небоскреб» — восемнадцать этажей, сам считал трижды, стоя на ступеньках Главного почтамта. А еще памятники: короля Зигмунда на Замковой площади и князя Юзефа у могилы Неизвестного солдата (хотя князь ему решительно не понравился: полуголый, без уланского кивера и мундира!), Мицкевича и Коперника, Собеского и Шопена, и только не понятно, почему нет среди них Сенкевича и Матейки. Самой прекрасной книгой из тех, что он читал, были «Крестоносцы», а из картин, которые видел теперь в залах «Захенты», особенно ему понравилась «Битва под Грюнвальдом». Почему эти два человека, запечатлевшие в своих творениях героизм народа, ничего не получили от него взамен? Тут что-то было не в порядке. Зато незабываемое впечатление произвела на экскурсантов смена караула перед зданием военной комендатуры. Они протиснулись сквозь толпу, чтобы лучше видеть. Кто-то на них напустился — чего толкаются, кто-то съязвил, что парни здоровенные, а ведут себя, словно никогда солдат не видели. Им не хватило смелости огрызнуться. Впрочем, тут же полились звуки национального гимна. Перехватило горло. Они стояли как зачарованные, не в силах проронить ни слова. Мелодия, рвущаяся из сверкавших на солнце золотых труб, пронизывала их насквозь, переполняя одновременно радостью и затаенной болью. Как они завидовали тем, кто мог видеть эту церемонию каждое воскресенье! Слышались команды на польском языке, бряцало оружие. Наряд, заступавший на дежурство, чеканя шаг, направился к могиле Неизвестного солдата. Альтенберг и Дукель последовали за ним. Немного погодя, после окончания церемонии, друзья присели на скамье Саксонского парка. По тенистым аллеям прохаживались среди античных статуй няньки с детьми, а напротив, в чаше, обрамленной дельфинами, рассыпал брызги фонтан. Дукель задумчиво смотрел на солдата, вышагивавшего возле вечного огня.

— Сташек, — голос, у него дрогнул, — скажи, почему Бытом — немецкий город? Почему мы не в Польше? — Альтенберг не знал, что ответить. Ведь речь шла не об исторических перипетиях. Дукель знал их лучше него. Это был вопрос, обращенный к судьбе. И он пожал плечами.

— Не знаю. Но верю моей матери. Она часто повторяет: «Я не разбираюсь в политике, не знаю, как и когда, но убеждена — Бытом снова станет польским городом». Они помолчали, наблюдая за чеканящим шаг солдатом, который, сделав «кругом», направлялся теперь в их сторону на прямых ногах, как автомат.

На следующий день с утра — Лазенки: дворец «На воде», жирные карпы, лебеди, которым надоела навязчивая щедрость посетителей, а после обеда — Королевский замок. В суконных шлепанцах они брели по великолепным, обитым парчой покоям, неуклюже скользя по изысканной мозаике паркета. Экскурсовод сыпала датами, и именами, без конца осведомляясь, не хочется ли им узнать еще что-нибудь. Мраморный кабинет, Рыцарский зал, Тронный — всего не упомнишь. Роспись на потолках, ковры, гобелены, мебель, оправленные в золото зеркала, в которые глядятся портреты королей, придворных дам и гетманов, хрустальные люстры, фигурки амуров и уродцев, часы с орнаментом, который, казалось, был гораздо важнее, чем время, которое они показывали, щербатые средневековые клинки и огнестрельное оружие, изготовленное скорее искусным ювелиром, чем оружейником. «Свидетельство великолепия нашей истории», — приговаривала экскурсовод, и это частично оправдывало существование большинства этих малопрактичных предметов. Дальше ход для экскурсантов был закрыт. Они очутились рядом с приватными апартаментами президента Речи Посполитой. Им объяснили, что пан президент в настоящее время отсутствует. Уже несколько дней всецело отдается охоте. Всем, разумеется, известно, что он превосходный охотник. Никогда не возвращается в замок с пустыми руками — то с оленем, то с кабаном, а порой и с медведем. Эта информация была принята с сочувственной улыбкой. У кого не вызовет симпатии подобная слабость главы государства? Станислав поинтересовался, хотел бы Дукель быть президентом?

— Неплохо живется, — сказал он без тени ехидства. — Надоест сидеть в креслах, едет на охоту… — Дукель улыбнулся и тут же погрустнел. — Как по-твоему, Сташек, если Гитлер нападет на нас… на нас — значит на Польшу, отобьемся или нет?