Сын Валленрода - [14]

Клуб помещался в бараке, у входа Станислава встретил Дукель. Он поджидал друга, чтобы предупредить, что на матч могут прибыть весьма необычные гости — руководитель отдела пропаганды и спорта местного отделения гитлерюгенда и несколько его сотрудников. С полчаса назад звонили из местного отделения, просили зарезервировать для них места. Теперь там все носятся как угорелые, устанавливают дополнительные стулья, наводят чистоту. Не ожидали визита такого сановника. Станислава удивила эта новость. Рядовой матч, откуда такой интерес к нему? Чего здесь ищет этот бонза? Дукель пожал плечами. Немцы тоже ломают голову. Неимоверная загадка. Быть может, попросту каприз сановника. Хочет показать, что вездесущ. Они это иногда любят.

Вошли в барак. Здесь пахло влажной пылью. Двое парней в тренировочных костюмах усердно подметали сбрызнутый водой пол. Озабоченный завклубом мимоходом поздоровался со Станиславом.

— Играете третьим, — бросил на бегу и поспешил отдавать новые распоряжения.

Правда, чуть приостановился, чтобы взглянуть на портрет Бальдура фон Шираха, повешенный минуту назад. До сих пор его не было, но, к счастью, вовремя нашли. Он смотрелся неплохо рядом с портретом Гитлера. Немногочисленные болельщики уже рассаживались на лавках вдоль стен. Никто не покушался на стулья, зная, для кого они предназначались. Немецкие спортсмены захватили стол и, чтобы размяться, перебрасывались, между собой. Альтенберг и Дукель, стоя в стороне, внимательно наблюдали за ними. Наконец, их тоже подпустили к столу. Станислав сделал несколько ударов. Получилось неважно. После возни с гайкой рука больше годилась для работы молотком, чем ракеткой. Удары получались то слишком сильные, то слабоватые. Шарик несколько раз попал в сетку.

— Мне нельзя сегодня играть, — сказал Альтенберг. — Перенапрягся в шахте.

— Не валяй дурака, Сташек. Ты должен выиграть, — услыхал он за спиной знакомый голос. Оглянулся. Это был Клюта. Он широко улыбался и, чтобы подчеркнуть, насколько заинтересован в его победе, поднял вверх сжатый кулак. — Говорят, будет какая-то важная шишка из гитлерюгенда. Ты должен показать, на что способен.

Едва Клюта произнес эти слова, послышался рокот автомобиля. Вскоре в дверях клуба возникла гора мяса, вернее жира, облаченная в нацистскую форму, рыхлая и тяжело сопящая. Пухлой рукой поприветствовала присутствующих и выползла на середину спортзала. Следом вошли четверо или пятеро «унтер-сановников», словно для контраста тощих и перетянутых ремнями. Судя по всему, отдел пропаганды и спорта прибыл в полном составе. Заведующий подбежал к высоким гостям. Проводил на приготовленные для них места и попытался выведать, чем обязан столь неожиданному визиту. Попутно довел до сведения, что не следует ожидать слишком высокого уровня игры, соревнования чисто локального масштаба, и цель их — выявить лучших игроков, которые могли бы выступить в состязаниях на первенство города. Толстяк слушал этот лепет, сверля заведующего глазками, спрятавшимися в складках жира.

— Говорят, тут играют какие-то поляки? — произнес он невзначай.

Заведующий побледнел и принялся торопливо оправдываться, что не было никакого распоряжения, воспрещающего участвовать в играх немецким гражданам иной расовой принадлежности. И лишь поэтому он позволил себе допустить двоих поляков, которые явились, но может приказать, чтобы они немедленно покинули клуб, хотя это было бы нежелательно, ибо их участие мобилизует немецких спортсменов, возбуждает чувство национальной гордости. Толстяк замахал руками, давая понять, что речь совершенно не об этом, он не намерен слушать вздор, после чего плюхнулся на стул и, раздвинув колени, чтобы дать место отвислому животу, досадливо проронил:

— Ладно, ладно. Начинайте.

Белый шарик запрыгал по зеленому столу. Сперва играли два немца, потом Дукель с ничейным результатом, наконец настал черед Альтенберга. После нескольких ударов стало ясно, что противник в худшей, чем он предполагал, форме. В первую минуту допустил несколько непростительных ошибок и, обескураженный, не смог собраться. Но и Станиславу не на чем было показать себя. Он понимал, что игра идет из рук вон плохо. При этом его удивила реакция толстяка-нациста. Герр лейтер был прямо-таки в восторге. Его одутловатую физиономию то и дело озаряла довольная улыбка, он аплодировал пухлыми ручками, а хлопки напоминали хлюпанье маслобойки. Станислав вдруг сообразил, что рукоплескания адресованы не его противнику, немцу, а именно ему. Его охватила тревога. Чего здесь надо этому толстяку? Что кроется за его аплодисментами? Вот опять. Сановнику вторит свита. Краем глаза Альтенберг видел уставившиеся на него маленькие, заплывшие жиром хитрые глазки. Коротко остриженная голова одобрительно покачивалась всякий раз, когда Станислав завоевывал очередное очко, толстяк наклонялся всем своим тучным телом к соседу — коричневорубашечнику, чтобы высказать свое одобрение. Нет, Альтенберг не слышал похвальных слов, но догадался по физиономии гитлеровца, что тот доволен им. Из-за этого потерял два очка. Трудно смотреть одновременно на шарик и на сановника. Черт побери… Случайная неудача тут же отразилась на лице высокого гостя. Да, несомненно. Заплывшие жиром глазенки помрачнели, сановник недовольно прищелкнул языком. Что же это за болельщик, черт побери? Неужели принимает за немца? Быть не может. Ведь на майке вышиты бело-красные полоски и харцерская эмблема. Чтобы окончательно удостовериться, Станислав при первом же удобном случае воскликнул по-польски. Но на гитлеровца это не произвело ни малейшего впечатления. Будто и не слыхал. А едва завоевал следующее очко, снова заулыбался и захлопал. Это были глухие и одинокие хлопки. Они смутили не только Станислава. Опешили все присутствующие в клубе немцы. Сбитые с толку, они обалдело поглядывали на толстяка. Никто и не осмеливался аплодировать противнику Станислава, хотя он не раз этого заслуживал. Матч проходил в мертвой тишине, нарушаемой лишь стуком шарика, учащенным дыханием соперников и одинокими аплодисментами гитлеровца. Станислав с большим преимуществом по очкам победил, наконец, своего довольно слабого противника. Заведующий клубом, он же и судья, объявил результат. Он не посмел сказать, что победитель представляет польскую харцерскую дружину. Назвал только фамилию. Станислав сам восполнил этот пробел, а пухлые ручки, взлетев с толстых колен, наградили победителя горячими аплодисментами. После окончания матча вслед за спортсменами в раздевалку вошел заведующий, приблизился к Станиславу и заговорил, понизив голос. Оказывается, высокий гость, руководитель отдела пропаганды и спорта, который вообще впервые почтил своим присутствием этот скромный клуб, заявил, что, будучи восхищен игрой польского спортсмена и уверен в его победе, он побился об заклад со своими друзьями и, сделав ставку на Альтенберга, не ошибся. Поэтому ему доставит удовольствие отблагодарить его за это выигранное пари и пригласить на дружескую беседу за кружкой пива. Герр лейтер надеется, что победитель сегодняшних соревнований не откажет ему в этом удовольствии. Предложение было ошеломляющим. Станислава отнюдь не привлекала эта встреча, но нельзя было отказываться. Он только выразил свое удивление, заметив при этом, что в городе достаточно более достойных спортсменов, и он просто поражен, что именно ему выпала такая честь. Заведующий клубом поспешил заверить его, что высокий гость знает, кого ему приглашать, и, убедившись, что Станислав согласен, побежал докладывать сановнику. Дукель, который слышал весь разговор, наклонился к другу.