Сын Тициана - [4]

– Кто это может знать? – с лукавой улыбкой отвечала негритянка.

– Ты, я полагаю. Ты ведь служанка Монны Бианкине?

– Нет; а кто это Монна Бианкине?

– О, Господи! Да та самая, которая прислала мне тогда с тобой шкатулку; ты очень ловко бросила ее ко мне на балкон.

– Откуда вы это взяли, сиятельнейший синьор?

– Не притворяйся, я знаю все: она сама мне это сказала.

– Если она вам это сказала… – отвечала негритянка нерешительно: она пожала плечами, подумала с минуту; затем, игриво ударив Пиппо по щеке веером, крикнула ему, убегая:

– Тебя одурачили, красавчик!

Улицы в Венеции образуют такой запутанный лабиринт, так причудливо переплетаются, что Пиппо не смог догнать молодой девушки после того, как дал ей уйти. Он почувствовал себя крайне нелепо, так как совершил двойную ошибку: отдал кошелек Бианкине и не удержал негритянки.

Бродя по городу, он почти бессознательно направился ко дворцу своей крестной матери. Пиппо жалел, что не побывал у нее ранее: он имел обыкновение советоваться с ней обо всем, что его занимало, и редко уходил от нее, не получив ценного указания.

Пиппо нашел синьору Доротею в саду; там не было никого, кроме нее. Поцеловав у нее руку, он сказал:

– Какую глупость я сейчас сделал, дорогая крестная. Мне прислали недавно кошелек…

Но как только он произнес эти слова, синьора Доротея засмеялась:

– Ну, так что же? Разве этот кошелек тебе не нравится? Разве золотые цветы не идут к красному бархату?

– Как! – воскликнул молодой человек, – неужели вы знаете?..

В этот момент в сад вошли несколько сенаторов; почтенная дама встала, чтобы принять их, и ничего не ответила на вопросы, которыми изумленный Пиппо продолжал осыпать ее.

Глава 3

Когда сенаторы удалились, синьора Доротея, несмотря на неотступные просьбы своего крестника, решительно отказалась сообщить ему какие-либо подробности.

Она не могла простить себе шутки, показавшей, что ей известна тайна всей этой истории, к которой она не хотела иметь отношения. И так как Пиппо продолжал упрашивать ее, то она сказала ему, наконец:

– Дорогой мой мальчик, я, может быть, действительно, оказала бы тебе большую услугу, если бы сообщила имя особы, которая вышила для тебя этот кошелек: она одна из первых красавиц Венеции и принадлежит к высшей знати; это все, что я могу сказать тебе; довольно с тебя и этого. При всем моем желании исполнить твою просьбу, я должна молчать. Я не хочу совершать бесчестного поступка и не выдам вверенной мне тайны; я открою ее только тогда, когда мне поручат это.

– Но вы можете быть уверены, дорогая крестная, что если скажете это мне одному…

– Понимаю, понимаю, – оборвала его синьора Доротея, и так как, несмотря на свою важность, она не лишена была некоторого лукавства, то прибавила:

– Ты ведь иногда пишешь стихи; не сочинишь ли ты сонет на эту тему?

Видя, что он ничего не добьется. Пиппо перестал упрашивать синьору Доротею, но его любопытство было, разумеется, крайне возбуждено. Он остался обедать у судьи Паскалиго, не решаясь уйти от своей крестной, в надежде на то, что прекрасная незнакомка посетит ее вечером. Но он видел только мантии сенаторов и высших сановников республики.

На закате солнца молодой человек оставил общество и пошел посидеть в рощицу. Он обдумал план действий и решил, прежде всего, получить от Бианкине кошелек обратно, а затем последовал совету, который сеньора Доротея дала ему, шутя, и сочинить сонет по поводу своего приключения. Он решил отдать сонет крестной матери, – будучи уверен в том, что она покажет его прекрасной незнакомке, не желая откладывать дела в долгий ящик, он начал немедленно приводить свой двойной план в исполнение.

Оправив камзол и надвинув берет набекрень, Пиппо взглянул на себя сначала в зеркало, чтобы убедиться достаточно ли он интересен, так как его первой мыслью было снова обольстить Монну, притворившись влюбленным, и уговорить ее отдать кошелек, – но вскоре он отказался от этого плана; таким путем он только оживил бы страсть этой женщины и приготовил бы новые мучения. Пиппо принял противоположное решение и побежал к ней, прикинувшись взбешенным. Он приготовился сделать ей ужасную сцену и так запугать ее, чтобы она, наконец, оставила его в покое.

Монна Бианкине была одна из тех белокурых венецианок с черными глазами, интриги которых всегда считались опасными. Она ничего не посылала Пиппо с тех пор, как он нелюбезно обошелся с ней, и, без сомнения, обдумывала тем временем обещанную месть. Необходимо было нанести решительный удар, чтобы отвратить от себя возможную беду. Монна собиралась идти куда-то, когда молодой человек явился к ней; он остановил ее на лестнице и принудил вернуться в комнаты.

– Несчастная! – воскликнул он, – что вы сделали? Все мои надежды рухнули теперь, ваша месть удалась!

– Боже мой! что же случилось с вами? – спросила удивленная Монна.

– Как будто вы не знаете? Где кошелек, о котором вы сказали, что он прислан вами? Неужели вы осмелитесь упорствовать во лжи?

– Не все ли равно, лгала я или нет… Я не знаю, где этот кошелек.

– Ты умрешь, если не отдашь его мне, – вскричал Пиппо, бросаясь к ней. И, не обращая внимания на новое платье, в которое только что нарядилась бедная женщина, он сорвал с ее груди покрывало и приставил к сердцу кинжал.