Сын Слэппи - [17]

— Не-е-е-е-ет! — выкрикнул я. — Нет, не научусь. Ты должен остановиться. Ты должен оставить меня в покое!

— Успокойся, сынок, — сказал болванчик. — Я горжусь тобой. Ты проделал долгий путь. Ты был лучшим, добрейшим, милейшим на свете ребенком. А теперь ты так же жесток и безумен, как я. — Он хохотнул. — Есть чем гордиться!

— Нет. Ни за что… — запротестовал я. — Ты не можешь…

Послышалось чириканье. Комната задрожала.

Сидя на кровати, Слэппи откинул голову назад. Он распахнул свой деревянный рот и расхохотался.

И… и… я ничего не мог с собой поделать. Я не мог владеть собой.

Я тоже откинул голову назад — и захохотал вместе с ним.

Я хохотал и хохотал. Безумным, страшным смехом.

Я не мог остановиться, даже когда увидел, что кто-то возник на пороге.

Рэйчел. Она стояла в дверях. Смотрела на меня во все глаза, руки на поясе — а я смеялся вместе с болванчиком.

Я не мог остановиться, пока она не закричала встревоженно:

— Джексон, что тебя так насмешило?!

23

Я сглотнул. В горле пересохло от смеха.

Я заставил себя отойти от кровати. Я пронесся через всю комнату. Схватив сестру за руку, я выволок ее в коридор.

— Это… это ты виновата! — выкрикнул я задыхаясь.

Она рывком высвободила руку.

— Пусти меня. Ты спятил? Мама хочет позвонить доктору Марксу. Тетя Ада считает, что тебе место в больничке.

— Все ты виновата, — повторил я, пытаясь прочистить мысли.

— Джексон, о чем ты говоришь? — негодовала Рэйчел. — Что я сделала-то?

— Ты прокричала эти слова, — сказал я. — Ты оживила болванчика.

Она вжалась спиною в стену. Моргнула несколько раз, потом посмотрела на меня:

— Ты действительно крышей поехал…

— Нет. Я серьезно. Это правда, — настаивал я.

Я показал на свою комнату:

— Видала его? Видала, как он ржал?

— Я только тебя видела, — сказала она.

— Короче: он живой, — сказал я. — Ты вызвала его к жизни. Он живой, он злой и…

Рэйчел попятилась от меня.

— По-моему, Джексон, я тебя боюсь. Правда.

— Выслушай меня! — закричал я. — Клянусь, я говорю правду. Я не сумасшедший, Рэйчел. Этот болванчик…

— Этот болванчик — копия, — сказала Рэйчел. — Это даже не настоящий Слэппи. Ты же слышал, что сказал дедушка.

— Дедушка ошибался, — возразил я. — Это настоящий Слэппи. Это тот самый злющий болванчик, о котором он нам рассказывал.

Она смотрела на меня и не отвечала. Было видно, что она крепко задумалась.

— Он… он заставляет меня делать все эти безобразия, — пробормотал я. — Он говорит, что я теперь его сын и…

— Его сын?!

Я кивнул.

— Он… он заставляет меня говорить все эти ужасные оскорбления. Он законченный негодяй, и таким же делает меня. Он использует меня, как болванчика.

Рэйчел покачала головой.

— Как? — спросила она. — Как он это делает?

— Он проник в мою голову, — объяснил я. — Я слышу странный звук — и он уже тут как тут. В моем мозгу!

— Честное слово, ты меня пугаешь, — проговорила Рэйчел. — Ты головой, что ли, стукнулся? Упал и треснулся башкой?

Я испустил протяжный вздох.

— Нет, я не стукался головой. Рэйчел, ты же меня знаешь. Я… я не сумасшедший. Я никого не оскорбляю. Никогда. Я не устраиваю розыгрышей, верно? И я всегда говорю правду.

Она изучала мое лицо. Наконец, она сказала:

— Да. Это правда. Ты никогда ничего не выдумывал.

— Так ты мне веришь?

Она схватила меня за руку и потащила к двери спальни.

— Ты никогда раньше не лгал мне. Ни разу. Так что валяй. Покажи мне, Джексон. Докажи мне это. Покажи мне, что он живой.

— Хорошо, — сказал я. И подвел ее к кровати. — Хорошо. Хорошо. Договорились. Держись сзади и смотри.

24

Болванчик сидел на моей кровати, вытянув ноги и привалившись спиной к стене. Голова его упала на грудь, а руки свободно покоились на одеяле.

— Слэппи, подъем, — сказал я. — Объяснись с Рэйчел.

Болванчик не двигался.

— Слэппи, скажи Рэйчел, кто на самом деле Сын Слэппи, — потребовал я.

Болванчик продолжал сутулиться, обмякший и безжизненный.

— Ну же, Слэппи. Я знаю, ты не спишь, — сказал я. — Давай, двигайся.

Нет. Он даже не шелохнулся.

Я поднял его и встряхнул.

— Просыпайся, Слэппи. Хорош прикидываться. Проснись и поговори с Рэйчел.

Его ноги крутились, когда я тряс его. Руки безвольно болтались. Голова завалилась вперед.

— Говори! Говори! Говори! — орал я.

Ладонь Рэйчел легла мне на руку.

— Положи его. Ну же, Джексон. Положи его. Сколько его ни тряси, толку не будет.

С гневным криком я швырнул болванчика на кровать. Он приземлился на спину. Его голова и руки подскочили разок, и он остался неподвижно лежать на одеяле.

Я тяжело дышал. Сердце колотилось.

Рэйчел смотрела на болванчика. Затем перевела взгляд на меня.

— Джексон… я… не понимаю.

Я услышал громкое чириканье.

Рэйчел расплылась перед глазами, словно фото не в фокусе. Затем она постепенно опять приняла явственные черты.

В голове было странное чувство… тяжесть.

— Конечно не понимаешь, — отрезал я. — Чтобы понимать, мозги нужны.

— Джексон…

— Рэйчел, помнишь тест, что ты проходила в школе? Который показал, что твой интеллект не выше, чем у дыни?

Она хлопнула меня по плечу.

— Заткнись. Почему ты такой ужасный?

— Зато дыня посимпатичнее будет, — продолжал я. — У нее кожица гораздо лучше. С такой рожей, как у тебя, я бы предпочел ходить на руках, чтобы все видели меня с лучшей стороны!