Сын сатрапа - [17]
– На этот раз конец! – шепчет мама и крестит мне голову.
И в это мгновение появляется папа. Он ликует. Машет нам. Кричит:
– Идите, быстрее! Все уладилось!
– Как уладилось? – спрашивает мама сдавленным от волнения голосом.
– Мы едем, Лидия! Помнишь Максима Степаненко? Ну, конечно же! Я тебе о нем сто раз говорил. Это мой одноклассник – украинец, с которым я познакомился в гимназии, в Москве… Мы все время учились вместе… Отличный парень! Двадцать лет прошло!… Я даже не знал, кем он стал. И вот только что, когда пошел искать капитана в кают-кампанию – кого увидел? – Степаненко! Он капитан парохода… нашего парохода… Мы бросились друг другу в объятия! Я ему рассказал все. Он берет нас на судно, в свою каюту… Мы будем там, как селедки в бочке. Но лучше уж быть несчастной живой селедкой, чем великолепным мертвым осетром!.. Быстрее! У нас времени осталось только на то, чтобы погрузиться!
Я помню, с какой радостью мы бросились к пароходу, как всемером ютились между кушеткой и умывальником в каюте капитана, прогорклый запах которой слышу и сейчас. Заведенные машины начинают сотрясать пароход. Мама вздыхает, когда он отчаливает от берега:
– Бог смилостивился над нами. В это никто не захочет поверить!
Именно эти слова я едва не сказал, чтобы убедить Никиту не вводить в «Сына сатрапа» малоправдоподобный эпизод! Однако я не посмел рассказать ему о чуде появления Степаненко на нашем пути. Для него это был бы еще один довод в пользу того, что все средства тем более хороши, когда речь идет только о том, чтобы удивить читателя. Напротив, мне казалось, что из уважения к чрезвычайным событиям, которые мы пережили с родителями в Царицыне, я не должен был поддержать чрезмерное воображение моего друга. Я ограничился тем, что сказал, желая умерить его пыл:
– Нужно найти кого-нибудь другого, а не старую няню, чтобы рассказать Чассу о его родстве с Улитой.
Он радостно подпрыгнул оттого, что все устроилось полюбовно:
– Тебя больше устроит, если вместо няни будет колдунья?
– Няня, колдунья, все это как-то…
– Ну нет! Этой колдунье будет разрешено входить во дворец, она расскажет приятную новость сатрапу, она будет знать все и обо всех…
Он был неисправим в упрямстве настаивать на своем. Устав бороться с ним во имя правдоподобия, я недовольно сказал:
– Как хочешь… Впрочем, этот «потрясающий случай» не хуже других. Попробуем заставить его проглотить вместе со всем остальным…
В тот день мы работали меньше обычного, ограничившись тем, что переписали черновик, сделанный на предыдущей неделе. Мы обдумывали каждую фразу, обсуждая слова; потом я старательно записывал ее на одном из листков, которые дала нам г-жа Воеводина. Эта секретарская работа сглаживала мою досаду. Я спрашивал себя – почему Никита никогда не рассказывал о происшествиях, которые случились с ним во время бегства из России, тогда как мне самому мои собственные странствования вспоминались часто. Когда я задал ему этот вопрос, он небрежно ответил:
– Для нас все обошлось без историй. Как всегда папа выпутался без труда. Он знал, кого подмазать! До Новороссийска мы ехали, как князья. И только на той посудине, где я познакомился с тобой по дороге в Константинополь, я понял, что нам угрожала опасность. Ну вот, видишь, если я хочу пошевелить мозгами, мне не надо вспоминать, я должен выдумывать!
После того, как мы закончили, он захотел показать плоды нашего совместного труда брату и невестке. Однако Анатолий колесил по провинции, пристраивая шампанское. Мы отыгрались на Лили. Это был как раз день ее еженедельного визита к родителям мужа на улице Спонтини. Она, должно быть, очень скучала с ними, так как, не раздумывая, приняла наше приглашение. Мы переписали начисто только семнадцать страниц нашего романа. Тем не менее решили, что этого было достаточно для того, чтобы она могла составить себе общее представление.
Лили пришла к нам в комнату, и Никита начал ей читать вслух. Слушая его, она улыбалась чему-то своему и ловко работала пилочкой для ногтей. Она явно была больше озабочена элегантным видом своих рук, нежели бедами сына сатрапа. Из чего я сделал вывод, что несмотря на «потрясающие случаи», которыми так дорожил Никита, наш роман наводил на нее смертельную скуку. Когда он замолчал, перевернув последнюю страницу, она лениво сказала:
– Неплохо…
Но тут же добавила:
– Для вашего возраста!
Что испортило все! Немного разочарованный этой уклончивой оценкой, Никита принялся рассказывать ей драматические перипетии, которыми мы собирались украсить продолжение. Она показала знаками, смеясь, что тонет в этом бурном потоке катастроф. У нее были сильно накрашенные губы. И, казалось мне, глаза тоже по сравнению с глазами мамы и Ольги.
– Не хватит ли вам всех этих ужасов? – сказала она, наклоняя голову, чтобы лучше следить за тщательной работой пилки и щеточки при полировке ногтей.
Вместо того, чтобы возразить со своей обычной уверенностью, Никита, как бы извиняясь, пробормотал:
– Да нет… Это как полировка ногтей… Можно занять время…
Она посмотрела на нас с большим вниманием, как будто бы видела в первый раз:
– Странно для мальчиков вашего возраста развлекаться сочинением книг! – заметила она.
Кто он, Антон Павлович Чехов, такой понятный и любимый с детства и все более «усложняющийся», когда мы становимся старше, обретающий почти непостижимую философскую глубину?Выпускник провинциальной гимназии, приехавший в Москву учиться на «доктора», на излете жизни встретивший свою самую большую любовь, человек, составивший славу не только российской, но и всей мировой литературы, проживший всего сорок четыре года, но казавшийся мудрейшим старцем, именно он и стал героем нового блестящего исследования известного французского писателя Анри Труайя.
Анри Труайя (р. 1911) псевдоним Григория Тарасова, который родился в Москве в армянской семье. С 1917 года живет во Франции, где стал известным писателем, лауреатом премии Гонкуров, членом Французской академии. Среди его книг биографии Пушкина и Достоевского, Л. Толстого, Лермонтова; романы о России, эмиграции, современной Франции и др. «Семья Эглетьер» один роман из серии книг об Эглетьерах.
1924 год. Советская Россия в трауре – умер вождь пролетариата. Но для русских белоэмигрантов, бежавших от большевиков и красного террора во Францию, смерть Ленина становится радостным событием: теперь у разоренных революцией богатых фабрикантов и владельцев заводов забрезжила надежда вернуть себе потерянные богатства и покинуть страну, в которой они вынуждены терпеть нужду и еле-еле сводят концы с концами. Их радость омрачает одно: западные державы одна за другой начинают признавать СССР, и если этому примеру последует Франция, то события будут развиваться не так, как хотелось бы бывшим гражданам Российской империи.
Личность первого русского царя Ивана Грозного всегда представляла загадку для историков. Никто не мог с уверенностью определить ни его психологического портрета, ни его государственных способностей с той ясностью, которой требует научное знание. Они представляли его или как передовую не понятную всем личность, или как человека ограниченного и даже безумного. Иные подчеркивали несоответствие потенциала умственных возможностей Грозного со слабостью его воли. Такого рода характеристики порой остроумны и правдоподобны, но достаточно произвольны: характер личности Мвана Грозного остается для всех загадкой.Анри Труайя, проанализировав многие существующие источники, создал свою версию личности и эпохи государственного правления царя Ивана IV, которую и представляет на суд читателей.
Анри Труайя – знаменитый французский писатель русского происхождения, член Французской академии, лауреат многочисленных литературных премий, автор более сотни книг, выдающийся исследователь исторического и культурного наследия России и Франции.Одним из самых значительных произведений, созданных Анри Труайя, литературные критики считают его мемуары. Это увлекательнейшее литературное повествование, искреннее, эмоциональное, то исполненное драматизма, то окрашенное иронией. Это еще и интереснейший документ эпохи, в котором талантливый писатель, историк, мыслитель описывает грандиозную картину событий двадцатого века со всеми его катаклизмами – от Первой мировой войны и революции до Второй мировой войны и начала перемен в России.В советское время оригиналы первых изданий мемуаров Труайя находились в спецхране, куда имел доступ узкий круг специалистов.
Федор Михайлович Достоевский – кем он был в глазах современников? Гением, величайшим талантом, новой звездой, взошедшей на небосклоне русской литературы, или, по словам Ивана Тургенева, «пресловутым маркизом де Садом», незаслуженно наслаждавшимся выпавшей на его долю славой? Анри Труайя не судит. Он дает читателям право самим разобраться в том, кем же на самом деле был Достоевский: Алешей Карамазовым, Свидригайловым или «просто» необыкновенным человеком с очень сложной судьбой.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
Действие романа разворачивается в России летом 1856 года в обширном имении, принадлежащем Марье Карповне – вдова сорока девяти лет. По приезде в Горбатово ее сына Алексея, между ним и матерью начинается глухая война: он защищает свою независимость, она – свою непререкаемую власть. Подобно пауку, Марья Карповна затягивает в паутину, которую плетет неустанно, все новые и новые жертвы, испытывая поистине дьявольское желание заманить ближних в ловушку, обездвижить, лишить воли, да что там воли – крови и души! И она не стесняется в средствах для достижения своей цели…Раскаты этой семейной битвы сотрясают все поместье.
Вашему вниманию предлагается очередной роман знаменитого французского писателя Анри Труайя, произведения которого любят и читают во всем мире.Этаж шутов – чердачный этаж Зимнего дворца, отведенный шутам. В центре романа – маленькая фигурка карлика Васи, сына богатых родителей, определенного волей отца в придворные шуты к императрице. Деревенское детство, нелегкая служба шута, женитьба на одной из самых красивых фрейлин Анны Иоанновны, короткое семейное счастье, рождение сына, развод и вновь – шутовство, но уже при Елизавете Петровне.