Сын Сарбая - [30]

Но не только это вызывало в Дардаке нетерпеливое желание встречи с отцом. За лето в нем созрели какие-то до сих пор неведомые силы и стремления. Что-то в нем бурлило и рвалось наружу. Коровье стадо ему надоело, одиночество и однообразие угнетали. И все же он готов был бы продолжать изо дня в день пасти скот, если бы… Ну как бы это лучше сказать? Вот если бы приехал председатель, бригадир или хотя бы бухгалтер и стал с него спрашивать, пусть даже ругать, тогда бы он почувствовал себя на работе, его труд был бы учтен наравне с трудом взрослых. Учтен и признан… Для чего ему такое признание, почему его беспокоят подобные чувства, Дардаке себе объяснить не мог.

Однажды, пригнав коров с дойки, Дардаке увидел, как на далеком зеленом склоне замелькали пушистые светлые пятна, будто разбросанные там и сям раскрывшиеся коробочки хлопка. Всадник на низкорослой лошаденке с гиканьем помчался навстречу.

Дардаке поскорее снял с головы свой колпак, сунул в него книгу, что дала ему Зейна, и крепко зажал под мышкой.

— Привет, Дардаш! — крикнул всадник. — Глаз и висок у тебя зажили? Мать очень ругала за то, что порвал рубашку? Ты, я слышал, куницу поймал. Правда это? А твой отец почему не едет?

Дардаке ничуть не удивился этому потоку вопросов. Он с радостью смотрел на Чекира: наконец-то появился! Живой, здоровый, веселый.

— А у тебя нигде не болит? Ой, я боялся — думал, умрешь в дороге.

Чекир схватился за гриву лошади, Дардаке взял ее за повод и, подхватив всадника под руку, помог ему спешиться. Этим он показал, что не только не сердится, но рад приезду гостя. Так встречает старик старика, сосед соседа. Во всем, что бы ни делал Дардаке, чувствовалось желание казаться взрослым.

И Чекир подхватил игру: прижав ладонь к груди, поклонился и торжественно помолчал. За руку ребята не поздоровались. И хоть они разыгрывали из себя мужчин, по их смущенным улыбкам можно было догадаться, что оба они жалеют о той некрасивой драке, которая произошла несколько дней назад.

Продолжая быть степенным и по-стариковски медлительным, Чекир отвязал притороченный к седлу узелок-салфетку и расстелил на цветущей траве:

— Прошу тебя сесть со мной. Я хотел встречи и попросил дома сварить мясо ягненка, изжарить боорсóки, а также приготовить свежий сыр эжигéй. Доставь мне удовольствие — бери все, что захочешь, и насыщайся.

Чекир вытащил из ножен острый нож и протянул его рукояткой бывшему врагу. И это означало, что в отношениях между батырами нет больше недовольства друг другом.

Дардаке, который на все время, от обеда до ужина, не получал от матери больше одной лепешки, был смущен и удивлен. При виде таких яств он не мог продолжать игру. Стоял и растерянно улыбался. Улыбку его можно было понять так:

«Ты, Чекир, видать, и богаче и щедрее меня. Не только я, но и все население нашего небольшого молочного аила не могло бы расстелить такой богатый дастархан[21]. Никому у нас, даже больному дедушке Буйлашу, давно не предлагают мяса ягненка. Видно, правду говорят, что люди вашего овцеводческого аила живут лучше нас. Не знаю даже, как мне быть. Если я приму твое угощение, мне положено отдарить тебя так же щедро и расстелить перед тобой завтра не менее обильный дастархан. Сделать этого я еще долго не смогу!..»

Эту длинную речь он не произнес. Чекир понял, какие чувства обуревают Дардаке, и усадил его насильно. Они плотно закусили и потом напились кумысу из нового бурдюка. Слава богу, в последнее время дедушка Буйлаш опять стал ездить на коневодческую ферму и привозить кумыс. Он всегда делился с Дардаке, а теперь вот и Дардаке смог поделиться с Чекиром.

Ребята после этой встречи подружились. Видно, правду говорит дедова присказка: «Джигиты, не сразившись, не подружатся». Теперь что ни день Дардаке и Чекир с нетерпением ждали друг друга и весь день пасли вместе коров и овец. То и дело, сняв рубашки, штаны, оставшись в подпоясанных ремнями трусах, парни, пыхтя и перекатываясь, обливаясь потом, подолгу боролись без злости и ожесточения. Мать-земля подстилала им колышущуюся зеленую мураву, а речка обмывала, ветер сушил их. Чекир в ребячьей борьбе считался среди сверстников непобедимым, но с Дардаке, хотя тот был много моложе, ему почти никогда не удавалось справиться. В нем разгоралось самолюбие, он готов был бороться и час и два — борьба его увлекала до того, что он забывал все на свете.

Как истинные богатыри — батыры, — они каждый раз стремились к полной победе — «противник» должен был просить пощады. Для этого все известные приемы были хороши: и подножка, и толчок в грудь, и перебрасывание через плечо, и сгибание через колено. Оба чувствовали себя великанами Ала-Too из сказки. Они вышли из пещер и преодолели высоченные перевалы, чтобы помериться силами. Коровы и овцы заменяли им толпу зрителей, блеяние и мычание — одобрительные возгласы и призывы к победе.

— Ну, Черный великан, держи! — совал свою руку Дардаке.

— Ты погиб, Желтый великан! — отвечал ему Чекир. Растопырив руки, он брался за пояс одной рукой, а другой хлопал Дардаке по плечу и сильно его тряс.

Так начиналась жаркая схватка, и только полная победа одного над другим могла ее остановить.