Сын Сарбая - [26]

Рассказывая о больнице, старый Буйлаш радовался и веселился, как ребенок. Приятно было смотреть на оживленное, приветливое лицо хозяина дома. Но понять не мог Дардаке, почему такой мудрый, столько проживший человек удивляется, что в больницах все бесплатно. И неужели не слышал он и не читал о пенициллине, спасающем от смерти?

А дедушка Буйлаш все говорил и говорил:

— Я узнал в больнице, что не всегда хворь нападает на человека, бывает, что сам человек виноват в своей тяжелой болезни. Так и со мной случилось. Я выходил и зимой и летом на заре и совершал омовение холодной водой. Это нож для легких. «Если в горячую банку из стекла, — сказал мне доктор, — налить холодную воду, банка лопнет». И я согласился с ним — сам видел, как это бывает. Оказывается, и человек плохо переносит быструю перемену жары и холода. В моей простуде я сам был виноват…

Дардаке очень уважал старика. Всегда внимательно вслушивался в его слова. А сейчас вдруг рассмеялся. Не мог удержаться — так и прыснул.

Старик строго на него посмотрел, и женщины неодобрительно зашумели. Так бывает в школе. Какой-нибудь озорник проведет пальцем по ребрам, когда учитель читает книжку, станет щекотно, и невольно рассмеешься. Но ведь сейчас никто не щекотал Дардаке.

— Не сердитесь на меня, аксакал, — поклонившись и густо покраснев, сказал Дардаке. — Наверно, муравей прополз у меня под рубашкой.

Милостиво кивнув, хозяин дома отвернулся от мальчика и продолжал:

— Кашель бывает и от другой причины — в человеке поселяются невидимые зверьки. Доктор мне велел плевать в баночку, сказал, что не выпустит из больницы, пока не посмотрит, нет ли в моих плевках каких-то живых палочек. Я надел очки и долго смотрел на свой плевок при солнечном свете…

На этот раз не только Дардаке, но и Зейна рассмеялась. Оба выскочили из юрты. Взрослые проводили их сердитыми взглядами. Теперь Дардаке испугался, что старый Буйлаш не скоро ему простит.

— Он как маленький, — сказала Зейна.

— Да, — сказал Дардаке, — только все равно мы не должны были смеяться.

— Ты первый начал. Фыркнул, и я тоже не удержалась. Знаешь, ты хорошо придумал насчет муравьев. Давай, чтобы нам поверили, насыплем в твой колпак муравьев и будем бросать через тундук[18]. Щекотно станет многим, а может быть, даже и самому дедушке. Так мы оправдаемся.

Но Дардаке не понравилась эта выдумка. Он был недоволен собой и стоял удрученный. Зейна ушла от него. Скоро и женщины стали расходиться — им надо было доить коров. А Дардаке все стоял, боясь зайти к старому Буйлашу.

В этот момент, облачившись в халат и надев на себя широкий тюбетей, Буйлаш вышел из юрты и, увидев Дардаке, улыбнулся ему как ни в чем не бывало.

— Ну-ка, подойди поближе, — позвал он Дардаке и стал щупать сухими пальцами опухоль под глазом. — Ой, сынок, не шути с таким делом! Возьми у меня лошадь и съезди к врачу. Говорят, ты со скалы свалился. Правда это?

— Я поскользнулся, а потом еще перевернулся, и большой камень догнал меня…

Старик подмигнул Дардаке:

— Можешь так и сказать доктору и сестрам-девушкам, хе-хе! В больнице я видел женщин, которые приходили с рассеченной щекой и с кровавыми ссадинами от побоев, но ни разу не слышал, чтобы хоть одна из них пожаловалась на мужа. Говорили, что кололи дрова и щепка отлетела, что в темноте ушиблись. Или вот так, как ты: обвиняют камни. Все равно им верят и оказывают помощь.

Дардаке смотрел выпучив глаза. Вот так-так! Значит, Буйлаш сразу угадал, что была драка!

— Ой, дедушка! — вскрикнул он. — Женщины уже кончают дойку, надо выгонять стадо.

— Вижу, вижу, что к доктору ты не хочешь ехать. Ну, да и не надо. Раны твои наружные, скоро заживут. — И старик уже было отпустил своего гостя, как вдруг что-то вспомнил. Взяв на кухне ведерко с прогоркшим старым маслом, он сунул в него палец и густо смазал опухоли и царапины Дардаке. — Бисмылла![19] — воскликнул он, подражая знахарям. — Это не моя рука, а рука самого святого лекаря Лукмана лечит тебя. Приходи и мажься каждый день. У доктора точно такого же цвета мазь, она очень хорошо помогает…

Дардаке мог бы сказать, что запыленное, испорченное масло не способно лечить, а сходство с мазью ничего не значит. Но он промолчал, принял наставления старшего как должное.

И надо ж так — будто в награду за терпение и почтительность, Буйлаш вынул из переметной сумки, что висела на стене юрты, обернутый в красивую разрисованную бумагу кусок душистого мыла:

— Это тебе в подарок! Ходи чистым. К чистому телу не пристают болячки…

В порыве благодарности парнишка чмокнул старика в щеку и пулей выскочил из юрты.

Выгнав коров на пастбище, он подошел к ручейку, снял с себя рубашку и, намылив руки, прежде всего хорошенько смыл следы масла. А потом разделся догола и весь вымылся мылом и мочалкой из сухой травы.

* * *

Не успел еще Дардаке обсохнуть на солнце, как вдруг увидел на противоположном холме стайку ребятишек из своего аила. С ними была Зейна. Узнав ее, он сразу же присел за кустом. Но она уже махала ему белой панамкой. Хорошо, что ручеек, у которого он купался, протекал в защищенном месте. Торопливо одевшись, Дардаке хотел было побежать к Зейне, но вовремя опомнился. Мало ли что. Она-то небось просто гуляет с малышами, а он на работе, пасет скот, занят серьезным делом.