Сын рыбака - [2]

Кучка мужчин в вязаных шерстяных фуфайках собралась у опрокинутого карбаса. Стоя со скрещенными на груди руками или облокотившись на карбас, они посасывали прокуренные, изгрызенные трубки. Лица у всех были медно-коричневые; у стариков их обрамляли окладистые бороды, а щеки молодых покрывала отросшая щетина. Рыбаки наблюдали море, ветер и тучи, и время от времени то один, то другой сплевывал коричневую слюну. Движения их были медлительны, такой же медлительной и обдуманной была речь — казалось, каждое слово произносится через силу. Среди рыбаков стоял старый Клява. Он все еще отличался статной осанкой, хотя голова его давно побелела, как яблоня в цвету. Набивая табаком трубку, Клява глядел не на кисет, а вдаль, в открытое море. При этом он покачивал головой и словно принюхивался к доносившимся оттуда запахам.

— У юго-западного берега показалась сырть, — пробурчал он, не отрывая взгляда от морского простора. — Надо сдвинуть карбас в море и поставить сети. Если оттепель подержится, будет славный улов.

Подошедший в этот момент Оскар услышал слова отца.

— Стоит ли овчинка выделки? — заметил он вполголоса.

— Ты что думаешь, рыба сама к тебе придет? — полушутливо, полусердито ответил Клява. — На это не надейся. Ты бы лучше достал новые сыртьевые сети: надо взять по меньшей мере штук восемь. С пустяками и выходить не стоит.

— Так-то оно так… — неуверенно сказал Оскар. — Но ты посмотри, что творится на севере. Надо ждать мороза и перемены ветра.

— Боишься отморозить пальцы? — подтрунил старый Клява.

Оскар пожал плечами и ничего не ответил.

— Ну, так приготовь якоря и буи, — сказал отец. — Вечером столкнем карбас в море.

— Как знаешь, — ответил сын. — Я бы не решился на это.

Оскар отошел к большой рыбачьей посудине и стал ее осматривать. Доски одной слани разошлись — он покрепче прибил их. Буи и клячи были покрыты снегом и занесены песком, концы тросов спутались. Приведя все в порядок, Оскар вернулся домой. До позднего вечера он разбирал сети, подвязывал оборвавшиеся поплавки и починил несколько мешочков с камнями, служивших грузилами.

Отец все еще продолжал болтать с рыбаками — он ведь числился помощником волостного старшины и всегда был готов поделиться новостями. Лидия расхаживала по дому, распространяя вокруг себя запах духов и пудры.

— Шел бы ты лучше с сетями в кухню, — бросила она брату. — Замусорил всю комнату.

Когда мать вернулась из хлева, ей тоже на каждом шагу попадались под ноги то скамейка Оскара, то игличка, то связка сетей.

— Словно нельзя было заняться этим в кухне, — ворчала она. — Расселся здесь, а другим хоть из дому беги.

Оскар не обращал внимания на упреки женщин. Поздно вечером, снарядившись как следует к выходу в море, он ушел в свою маленькую, смежную с хлевом комнатку и растянулся на кровати. Во всем теле чувствовалась легкая усталость, но сон не шел. Множество мыслей теснилось в голове Оскара. Закинув руки за голову, он лежал с открытыми глазами.

— Еще год, самое большее два, — шептал он, — окончит Роберт университет, тогда я и о себе могу подумать.

Со двора до него долетели тихие голоса, приглушенный девичий смех и мужской шепот.

«Лидия и Эдгар Бангер… Анитин брат, — подумал Оскар. — Анита сейчас уже в Риге… Что-то она делает? Наверно, сидит в театре… ну, и Роберт, конечно, с ней. Эх!..»

Он ворочался с боку на бок, стараясь ни о чем не думать, а сон все не приходил. Вокруг стояла тьма, но у нее были глаза — глаза Аниты. Они глядели на него с такой же глубокой грустью, какая в этот час царила в его душе.

Долго еще слышался за стеной тихий смех, заглушаемый однообразным шумом леса и гулом волнующегося моря.

3

На востоке уже занималась заря, когда рыбачья лодка отчалила от берега. Чуть колыхался бескрайний морской простор. Теплый зимний ветер щекотал голые шеи рыбаков. От напряженной работы лица их покрылись каплями пота, а они все гребли и гребли.

Уже отчетливо обозначились вдали полоса леса за дюнами и строения поселка Гнилуши. На море было тихо. С берега доносились лай собак, пение петуха, ржание лошади. Скоро послышались и людские голоса, можно было различить даже отдельные слова. Восточный берег был полон звуков.

Оскар озабоченно прислушивался к подозрительно громким звукам: они предвещали перемену ветра.

— Вот-вот задует утренник и подморозит, — сказал он тихо, почти про себя.

Остальные посмотрели вокруг, как бы ожидая немедленного подтверждения его слов.

— Через несколько дней — пожалуй, — заметил Эдгар Бангер, который сидел на веслах возле Оскара.

Они молча продолжали грести, пока не показалось солнце и лодка не вышла на траверс поселка Гнилуши. Тогда стали выбрасывать ставные сыртьевые сети — сеть за сетью, порядок за порядком. Тихо покачивались на воде буйки с черными флажками. И чем выше поднималось солнце над дюнами и верхушками деревьев, тем холоднее становился воздух. По морю пробежала легкая, словно судорожная, дрожь, поверхность воды зарябила, по ней метались темные пятна теней. Только у берега, на отмелях, вода была совершенно спокойна — ветер дул с суши. Оскар становился все угрюмее, но больше ничего не говорил — в лодке ведь были рыбаки постарше его. Молча они подошли к самому берегу, выволокли из воды лодку и разошлись.