Сын Ретта Батлера - [7]

— Ну что, старик, за все надо платить? — сквозь слезы спросил Джон. — Ты думаешь, они заплатят когда-нибудь за это?

— Да, — просто и убежденно ответил старый Джон.

— Ты думаешь, заплатят? — истерически расхохотался парень.

— Да. Америка такая страна, в которой человек получает по заслугам еще при жизни.

— Значит, и эти трое получили по заслугам?

— Они сейчас в раю, — тихо сказал старик.

Столица мира

Нью-Йорк начинается для приезжающего с Юга с маленьких убогих домишек, почерневших от копоти и грязи, с потеками от нечастых, но продолжительных дождей, с хилых, словно обглоданных сквериков, с огромных площадок, заставленных ящиками всяческих размеров, с необозримых пустырей, изрытых непонятного назначения ямами, с длинных очередей негров, стоящих неизвестно за чем.

Два Джона смотрели на этот безрадостный пейзаж из окна и молчали. Старый молчал потому, что он об этом парня предупреждал и теперь говорить было нечего, только смотреть. А молодой молчал потому, что действительно видел полное подтверждение словам старика и теперь внутренне ахал, но не раскаивался, а только крепче сжимал зубы.

Последние дни пути были особенно тяжелыми. Старик начал прихварывать. Страшный кашель мучил его. Такого кашля, казалось, не выдержит и дюжий мужчина, а этот скелет и вовсе должен был рассыпаться. Джон как мог помогал старику, но чем особенно он мог помочь…

В Нью-Йорке их пути должны были разойтись, потому что старый Джон ехал устраиваться на фабрику игрушек набивщиком, у него даже был адрес бесплатной квартиры, которую оплачивала фабрика. Он не особенно настойчиво, но все-таки звал с собой парня, но тот и слушать не хотел ни о какой фабрике и бесплатной ночлежке. Он уже знал, что пути его со стариком разойдутся навсегда. Джон не хотел ни такой жизни, ни такой старости. Он будет идти другими дорогами. Какими? Там видно станет.

На товарной станции они выпрыгнули из вагона и двинулись в сторону города. Неизвестно откуда взявшийся холодный ветер трепал серые от пыли кусты и гонял по путям обрывки газет.

Дорога была, конечно, совсем не такой, какими были дороги в городке Джона. Она была твердой и запруженной сотнями конских экипажей, повозок и автомобилей, которые Джон в своей глуши видел очень редко. А тут их было множество и таких разных. Шум стоял неимоверный, поэтому все приготовленные для прощания слова становились бессмысленными. Нельзя же кричать задушевные слова — они требуют тишины.

Поэтому два Джона просто обнялись, похлопали друг друга по спинам. Парень достал из мешка свою почти новую рубашку и протянул старику.

— Дарю. Можешь носить, а можешь на палку повесить — будет флаг.

Старик отнекивался, но рубашку-таки принял, а из своего мешка достал вдруг сверкающий серебряный доллар и, протягивая парню, сказал:

— Твой начальный капитал. Постарайся его приумножить.

Потом он круто развернулся на каблуках и, не оглядываясь, пошел направо.

Джон еще немного посмотрел ему вслед, тоже круто повернулся и зашагал в другую сторону.

Уэйд

Письма Скарлетт стала ждать уже на третий день. Конечно, это было бессмысленно, конечно, она понимала, что Джон еще в пути, но все равно каждое утро ждала почтальона, разносившего городскую газету и приглашения от знакомых и из церковной общины.

Уэйд примчался в город, как только узнал, что Джон сбежал из дому. Это было очень мило с его стороны, тем более что август для плантатора не самая удобная пора путешествовать. Но он оставил все на жену и управляющего. Ему казалось, что мать нуждается в поддержке и добром совете.

Скарлетт, однако, встретила его отнюдь не убитая горем, а вполне радостная и бодрая.

— Ага! Приехал осмотреть разоренное гнездо? — рассмеялась она.

— Ма! Как он мог? Он что, ничего тебе не сказал? Он даже не попрощался?

— Не-а! — легкомысленно ответила Скарлетт.

— Ну, он просто негодник! — развел руками Уэйд.

— Нет, он просто мальчишка.

— И что он там собирается делать?

— Завоевывать мир.

— Глупо! Ведь глупо же!

— Кто знает, Уэйд. У каждого своя мудрость. У тебя — своя, у Бо — своя, а у Джона…

— У Джона вообще нет мудрости! — перебил Уэйд.

— Кто знает…

Друзья и знакомые тоже приходили к Скарлетт узнавать, нет ли новостей от Джона; кто-то осуждал его, кто-то, наоборот, хвалил, дескать, молодец, самостоятельный парень, кто-то даже завидовал, мол, и сам бы уехал, да смелости не хватает.

Уэйд понял, что ни в советах, ни в утешении мать не нуждается, но решил сразу не уезжать, а побыть со Скарлетт пару дней.

— Дела идут неплохо, — рассказывал он матери вечером, когда они пили чай на веранде и слушали стрекот цикад. — Правда, хлопок сильно упал в цене, да и урожаи стали из рук вон плохими. Земля истощилась. Но зато я всегда уверен, что старик Койли заберет у меня все до последней коробочки.

— А что Нина? — спросила Скарлетт про жену Уэйда.

— Нина стала хворать в последнее время. Врач говорит, что это женское возрастное.

— Какое еще возрастное? — удивилась Скарлетт. — Она же совсем не старуха. Это у меня может быть возрастное.

— Мама, ты забываешь, что Нине уже под сорок.

— Слушай, если ты так будешь говорить о своей жене, я надеру тебе уши! — совершенно серьезно сказала мать. — Жена у настоящего джентльмена никогда не стареет. Ты небось и ей говоришь — тебе уже под сорок.