Сын Ра - [141]

Эту молодую женщину лет 25 с годовалым мальчиком звали Настя. Она возвращалась во Владивосток из хабаровской краевой больницы, где ей делали какую-то сложную операцию по гинекологии. Она была замужем и, узнав о цели поездки ребят в Китай, всю дорогу до самого Уссурийска убеждала Сережу помочь ее мужу — начинающему коммерсанту, к тому же со знанием китайского языка (а он окончил с отличием Дальневосточный государственный университет, причем, факультет иностранных языков) зацепиться за Поднебесную. Коврижкин только молча кивал головой, как китайский болванчик, во всем с нею соглашаясь — ну, а что ему еще оставалось в данной ситуации, ведь они с Сашей сами ехали в полнейшую, абсолютнейшую, а потому пугающую их обоих неизвестность.

Настя оказалась, на редкость, интересным собеседником. Она являлась мастером спорта международного класса по самбо и членом сборной России по этой довольно редкой, особенно в женском спорте, борьбе. Не поверив вначале ее словам, Сережа попросил девушку что-нибудь ему продемонстрировать из боевых искусств. «Пошли», — коротко произнесла Настя, и они вдвоем вышли в тамбур. Тут девушка внезапно принялась швырять Коврижкина из угла в угол; при этом, аккуратно придерживая его, чтобы он вдруг ненароком не свалился на этот грязный, изрядно затоптанный пол. У Сережи внезапно возникло ощущение, что он просто летает по воздуху под действием какой-то неведомой, просто невероятной силы. Это тем более выглядело странным, что такой силой являлась внешне совсем хрупкая девушка, с такой женственной фигурой и очень миловидным лицом.

Внезапно девушка сморщилась от пронзительной боли и со стоном присела на корточки. «Ведь мне же нельзя после операции поднимать такие тяжести», — тихо произнесла она. «Ну что же ты мне сразу не сказала, Настя?» — воскликнул Сергей, который почувствовал себя сейчас очень виноватым за эту свою дурацкую и такую совершенно неуместную недоверчивость.

Вечером Станков пригласил Сережу в вагон-видеосалон, где демонстрировали стандартный по тому времени синематографический набор из «Эммануэли» и «Терминатора». Мужественно досмотрев «Эммануэль», Коврижкин не на шутку распалился, особенно от этой знаменитой пикантной сцены в самолете; «Терминатора» уже смотреть не захотел, а вернулся в купе, где вовсю храпел и хрюкал, как приличный боров, Петрович. «Сережа, подоткни, пожалуйста, одеяло, а то сильно поддувает снизу», — внезапно попросила Настя, которая лежала вместе с сынишкой на полке аккурат прямо под Коврижкиным. Сережа с удовольствием исполнил просьбу Насти, успев при этом заметить, что она лежит в ночной рубашке без трусиков. Несмотря на очевидный женский призыв, Коврижкин явно струсил в этой необычной ситуации, испугавшись активных «боевых» действий — то ли богатырский храп Петровича его смутил, то ли присутствие годовалого ребенка — только он молча забрался на свою полку и тут же сердито, очень недовольно засопел; так фальшиво и неубедительно, и, прежде всего, для Насти, изобразив крепкий сон. Понятно, что уснуть, да и то с большим трудом, ему удалось лишь под утро.

«Ну что же ты, Сережа, вчера так растерялся? — с очаровательной улыбкой, очень так игриво и совершенно беззлобно сказала ему утром Настя. — А я все ждала, когда же ты, наконец, ко мне пристанешь!» И Коврижкин только сейчас с щемящей грустью и тоской осознал, как он, все-таки, досадно «лопухнулся» вчера с прекрасным полом, потеряв такой восхитительный шанс поучаствовать в увлекательном и ни к чему не обязывающем вагонном приключении — дорожном адюльтере.

На пятые сутки пути их поезд, наконец, прибыл в промежуточный пункт назначения — в город Уссурийск. В Уссурийске Саша Станков вдруг не на шутку разволновался — оказалось, что с 1975 по 1977 год он служил в пограничных войсках на заставе недалеко от станции Гродеково. «Серьга, это же — мои практически родные места, здесь прошла вся моя армейская юность в сапогах, и здесь, только ты не обижайся, командовать парадом буду я! Сейчас мы с тобой падаем на «тачку», потому что рейсового автобуса здесь фиг дождешься, и едем до станции Гродеково. А потом… потом Суйфэньхэ, дорогой! Где нас ждет просто изумительная, просто волшебная китайская сказка!» — возбужденно и радостно лепетал Саша, и сейчас всем, даже непосвященным, было хорошо заметно его необычайно приподнятое настроение. Его возбуждение постепенно передалось и Сереже — Коврижкина тоже неожиданно охватило радостное волнение от всего происходящего здесь: он почувствовал себя в это мгновение самым настоящим Тур Хейердалом, путешествующим по заповедным местам Уссурийского края — этому сакральному и, пожалуй, одному из самых прекрасных уголков самого отдаленного форпоста нашей любимой России.

Поймав на вокзале такси, ребята отправились в конечный пункт их маршрута — в Гродеково. Водитель в этот раз им попался на редкость неразговорчивый, и как не пытался его разговорить Саша на тему суровой дальневосточной жизни, за час пути он так и не проронил ни единого слова — молчал, как самый настоящий уссурийский партизан.

В Гродеково их встретила толпа неопрятных, дурно пахнущих и крепко выпивших женщин и мужчин, нетерпеливо ожидающих на российско-китайской границе коммерческий поезд до Суйфэньхэ. Этих несчастных, убогих людей очень скоро ожидал довольно жесткий досмотр со стороны алчных российских таможенников, поэтому они волновались не на шутку, как пациенты перед очень сложной и рискованной операцией на сердце. Сережа сразу понял, что перед ним самые обыкновенные «челноки» (коммивояжеры, промышляющие в 90-х годах китайским ширпотребом), прибывшие, в основном, из Москвы, Санкт-Петербурга, а также с «незалежной Украйны», уже в полной мере вкусившей горькие плоды от своей пресловутой государственной независимости. Увидев всех этих жалких, забитых тяжелой экономической жизнью, к тому же сильно нетрезвых людишек, Сережа вдруг почувствовал себя самым настоящим магнатом, этаким «воротилой финансового мира», стоящим на совершенно иной, неизмеримо более высокой, чем у этих ничтожных «челноков», ступени иерархической лестницы. Однако очень скоро в Китае его настигнет жестокое разочарование и довольно суровая расплата за эту непомерную гордыню, проявленную по отношению к его несчастным, Богом забытым соотечественникам.