Сын парижанина - [76]

— Поддается рулю, как гоночная лодка, — воскликнул удивленный Меринос.

— Только скорость, к сожалению, меньше. Мы почти не продвигаемся… Вот и доказательство! Слышишь серенаду?[182]

С берега по-прежнему слышались проклятья и яростные крики вперемежку с выстрелами. Градом сыпались пули. Вокруг беглецов вода, нещадно настегиваемая свинцом, подпрыгивала фонтанчиками. Чудо, что ни одна пуля еще не попала в них.

— Мазилы! — презрительно цедил сквозь зубы Меринос.

— Уж на это жаловаться не стоит! — возразил парижанин. — Я-то страшно боюсь, что они пробьют наши герметичные[183] ящики, тогда прощай, автобаржа! Весь железный хлам канет на дно, как булыжник в оливковое масло!

К счастью, притопленная мишень не возвышалась над водой, прицельный огонь был затруднен, а австралийцы — стрелки посредственные.

Тотор снизил скорость, теперь он был внимательней к направлению движения и деликатней в обращении с рулем. Автомобиль уже не разворачивался, пошел чуть резвей вперед по озеру, которое казалось бесконечным — противоположного берега даже не было видно. Но сейчас и этого было достаточно беглецам, счастливым оттого, что удалось избежать непосредственной опасности.

У Мериноса появилось время для размышлений. Любопытство его было разбужено одним словом Тотора, оброненным только что. Чтобы выяснить, он спросил друга:

— Ты говорил сейчас о герметичных ящиках… Это что-то похожее на корабельные отсеки?

— Кое-что общее есть, но…

— Извини, еще один вопрос: эта машина была построена, чтобы плавать?

— Нет, не думаю.

— Тогда зачем этот цельный кузов из стального листа, укрывающий ее и снизу и сбоку как воротничком или, пожалуй, как корабельной обшивкой?

— Может быть, для того, чтобы изолировать машину от мокрых соленых трав или от влаги низин. Эта колымага тяжеловата для больших глубин.

— Однако она плавает!

— Да, но очень плохо, и то при условии, что пассажиры не побоятся промочить ноги, а в трюме не появится дырка.

— И все же зачем эти отсеки? — продолжал допытываться американец.

— Вот что я думаю: автомобиль рассчитан на долгие поездки по пустыне, отсюда — и большие емкости для припасов…

— Само собой разумеется.

— А здесь, в тропиках, главный враг в течение половины года — это влажность.

— Да, в сезон дождей.

— Так вот, чтобы избежать гибели или порчи провианта, устроены герметичные ящики для них…

— Это настоящие трюмы.

— Да, если угодно, или можешь считать, что это консервные банки. Предельно надежны — крышки стянуты болтами, плюс каучуковые прокладки. Когда мы уехали, трюмы были пусты, но плотно закрыты. Настоящие кессоны[184] с заключенным в них воздухом… Они-то и сыграли роль поплавков согласно закону, когда-то провозглашенному знаменитым стариканом по имени Архимед[185].

— Знаю: всякое тело, погруженное в жидкость, испытывает снизу вверх давление, пропорциональное весу вытесненной им жидкости.

— Меринос, у тебя есть данные стать доктором наук, ты попал в точку! Благодаря отсекам, которые пусты и хорошо закрыты, вес объема воды, вытесненной автомобилем, превышает вес самого автомобиля, включая нас самих и наши манатки. Давление снизу превосходит то, что сверху, и мы плывем!.. Чего не случилось бы, имей мы на борту хотя бы сотню килограммов твердого или жидкого провианта! Я говорю «на борту», потому что мы на барже, и это слово должно льстить таким гордым мореплавателям, как мы.

— Мощный довод, о Тотор, смелейший из капитанов и надежнейший из шоферов нынешних и будущих.

— Нечего смущать мою застенчивость!

— Договорились, ты — скромная фиалка, — продолжил Меринос, к которому вернулось хорошее настроение. — Тем не менее я всего лишь громко и твердо провозгласил, что именно благодаря тебе, одному тебе, враг остался бессмысленно топтаться на берегу, а мы оказались в безопасности. Пальба прекратилась, дистанция увеличивается… Продолжим же, капитан, это оригинальное плавание, которое уже милями отделяет нас от преследователей…

— Морскими милями, черт возьми!

— Самыми что ни на есть морскими, но давай позволим себе пожить спокойно после стольких опасных приключений, которым пора положить конец.

— Ты соскучишься по ним!

— Сомневаюсь, их слишком много!

— А между тем, чтобы жить, нужно есть, — напомнил парижанин.

— Недурная мысль.

— Бо предусмотрительно забросил в наш корабль на колесах съестные припасы покойника О’Брайена…

— Богоугодный поступок! Мой желудок будет вечно признателен нашему другу!

— Я заторможу… или застопорю машину, как говорим мы, моряки… и поедим.

— Голосую «за» обеими руками и особенно зубами! У меня каннибальский аппетит!

ГЛАВА 8

Легкий перекус. — Веселое плавание. — Причалили. — Ужасное пробуждение. — На поляне гигантских гераней. — Тот, кого не ждали. — Бедный Тотор! — Неслыханное оскорбление. — На пороге смерти. — Залп.

Тотор, как и его спутники, съел целую миску разведенной в воде муки, вытер губы обшлагом рукава и серьезно сказал:

— Это сразу и хлеб, и каша, и суп, и клейстер… жаловаться нечего…

— Все же я добавил бы на десерт клубнику в шампанском.

— У меня нет такой привычки, я предпочел бы пакетик жареной картошки.

— Не пробовал!

— Ну да, ты миллиардер! Но это и есть клубника в шампанском парижских гаврошей и мидинеток…