Сын неба - [10]

— Трепач ты, Мишка! — вздохнув, сказал он. — Во-первых, каждый новый документ древности очень важен для науки. А во-вторых, я не собираюсь корпеть над расшифровкой, как некий кустарь-одиночка. Опубликую копию в журнале, и общими силами мы как-нибудь разгадаем эту загадку в ближайшие годы.

— А в ближайшие недели не хочешь? Ты забыл, что в наше время самые выдающиеся открытия совершаются на стыках далеких друг от друга наук?

— То есть?

— То есть тебе на помощь придет всемогущая кибернетика, разумеется, в моём лице.

И знаете, что он мне ответил, этот зарвавшийся наглец?

— Я знаю, — говорит, — что нынче некоторые не надеющиеся нахватать звезд в своей собственной науке спешат примазаться к другим отраслям знания, где их слабость не так заметна непосвященным. По древнему принципу: в стране слепых и кривой — король. Что ты понимаешь в археологии или лингвистике?

— Ах так? — сказал я. — Тогда нам не о чем разговаривать.

Но тут он начал всячески улещать меня:

— Ладно, не ершись, это я так, ради красного словца брякнул. Конкретно что ты предлагаешь?

— Предлагаю положить твой орешек на зубок электронно-вычислительной машины. Договорюсь с шефом, думаю, он разрешит провернуть эту работёнку в нашем институте. Раз документ написан известными буквами, но на неизвестном языке, его можно рассматривать как шифровку. Чтобы подобрать к ней ключ, тебе придется возиться несколько лет. А машина это сделает гораздо быстрее.

— Неужели это возможно?

— Прощаю тебе сомнения только потому, что ты полный профан в кибернетике, — величественно сказал я.

2

(Рассказывает Алексей Скорчинский)

Признаться, я не слишком верил радужным обещаниям друга. Хотя, конечно, насчет того, что «в стране слепых и кривой — король», — это я сказал несправедливо. Товарищи по работе Михаила весьма уважают и ценят; судя по их отзывам, он там, в своем институте, если и не король пока, то, во всяком случае, подающий большие надежды принц.

И в то же время не замыкается он в узкопрофессиональную «скорлупу» — это мне тоже в нём нравится. И астрономией увлекается, и в литературе разбирается неплохо, а теперь еще затеял какие-то мудреные опыты с палеомагнетизмом, замучил меня совсем, требуя все новые и новые образцы для анализов. Вот только в истории и археологии слабоват, но ведь никто не обнимет необъятное!..

Уже на следующий день Михаил позвонил мне и сказал, что имел «предварительную дипломатическую беседу с шефом и дело разрешится в самое ближайшее время».

— Приезжай сейчас же в институт, я тебя жду, — позвонил он через неделю. — Шеф разрешил заниматься твоей шифровочкой после работы. Надо подготовить все материалы. На той неделе нам дадут машину на тридцать шесть часов…

— Только? — огорчился я. — А что мы успеем за это время?

Он так яростно засопел в трубку, что я торопливо добавил:

— Ну ладно, ладно, еду.

Институт находился за городом, километрах в сорока от Москвы. Прямо посреди сосновой рощи поднимались высокие корпуса, сверкая на солнце огромными окнами. И внутри все было новенькое, ультрасовременное. Я чувствовал себя не очень уютно в этом совершенно непонятном мне мире машин, окруженных защитными проволочными сетками, словно звери в зоопарке; приборов, занимающих целые комнаты; подмигивающих цветными лампочками пультов от пола до самого потолка.

Паренек, в синем халате, с торчащей из кармашка логарифмической линейкой, был, наоборот, очень немногословен.

— Виктор, колоссальный программист, — представил мне его Миша Званцев.

А паренек уже невозмутимо склонился над копией найденного документа, машинально вытаскивая из кармашка свою логарифмическую линейку. Чем она ему тут может помочь?

Что происходило дальше, до сих пор как следует не понимаю и потому вряд ли смогу обстоятельно рассказать. Я вдруг снова почувствовал себя так же глупо, как и в тот момент, когда вытащил странный документ из-под земли. Михаил и Виктор о чем-то деловито рассуждали, но я почти ничего не понимал из их разговора. Алгоритм, статистические свойства текста, кодировка по таблицам случайного набора символов, энтропия, математическое ожидание и дисперсия — нет, они говорили явно на каком-то неведомом мне языке.

В общем, о технологии всей подготовительной работы по расшифровке найденного документа я больше ничего говорить не буду: желающие (и способные в этом разобраться) смогут узнать все подробности из специальной статьи, которую Михаил и Виктор готовят сейчас для сборника, посвященного проблемам кибернетики.

Так они колдовали с цифрами вечерами всю неделю. И Виктор, покачивая головой, несколько раз говорил мне:

— Очень мало текста, боюсь, ничего не выйдет. Повторяемость некоторых букв ничтожна. Если бы вы нам дали побольше текста…

Чудак! Я бы и сам хотел найти новые документы, пусть даже непонятные, на таком же загадочном языке. Но кроме этого клочка папируса, у нас пока ничего не было.

Наконец наступил день, когда по распоряжению шефа, которого я так и не видел и даже имени не узнал, нашей группе № 15, как она, оказывается, официально уже именовалась, должны были по графику дать на тридцать шесть часов вычислительную машину. В зал, где она размещалась, меня не пустили.