Сын неба - [27]

Семен Коршунов положил перед собою на стол руки, смотрит на них. Он, наверное, думает о доме. Пять лет в армии, родителей видел редко, только во время краткосрочных отпусков. Когда теперь представится возможность снова обнять мать и отца?..

На спинку стула облокотился Александр Горбачевский, боевой друг Покрышева. Судьба не разлучала их с первых дней войны. Покрышев часто замечал, что Александр очень грустил по родному украинскому селу, где теперь хозяйничали немцы. Может быть, Горбачевский снова вспомнил дорогие сердцу знакомые места, тихие украинские вечера, задушевные песни девчат…

Ведомый Горбачевского Юра Зайцев – веселый и темпераментный молодой летчик, недавно прибывший в полк, – сидел непривычно серьезный. Уж не стала ли сейчас еще тяжелее горечь разлуки с любимой, которая ждала его где-то далеко отсюда?.. Сосредоточенно глядел в угол Шелегов. Милый Вася Шелегов…. В кругу друзей стеснительный и застенчивый, как девушка, но смелый и решительный в бою. О чем думал он в эти минуты? О своей молодости, которую отняла война? О неизведанном счастье первых свиданий? О тех, кого нет среди них, кто погиб, защищая Родину? Может быть, потому так грустно звучит симфония?

Но вот звуки ее постепенно становятся веселее, энергичнее… Не так ли меняется настроение, когда после тяжелого боя тебя вдруг охватывает радостное чувство… Ведь противник побежден, его наконец постигло справедливое возмездие…

За окном послышался отдаленный гул самолетов.

– Летят, гады! – с ненавистью произнес Горбачевский. – Опять не дадут спокойно отдохнуть.

Вслед за глухим гулом моторов послышался свист, и, сотрясая воздух, раздался один взрыв, за ним второй… Где-то рядом рвались бомбы, а здесь, в этом доме, недалеко от Ладожского озера, звучал всё усиливающийся гимн жизни, радости, свету, вселяя в людей уверенность в свои силы.

Замерли последние звуки мощного финала. Никто не проронил ни слова.

– А вы знаете, – прервал долгое молчание Семен Коршунов, – до войны я слушал в городском парке лекцию о музыке. И лектор рассказывал, что эту симфонию Чайковский посвятил немцу, директору филармонического общества в Гамбурге. Он называл фамилию, но я забыл ее.

– И среди немцев есть хорошие люди. Не чета этим ублюдкам, что зверствуют на нашей земле,– сказал Горбачевский. – Всех немцев тоже нельзя мерять одной меркой. 

– Это правильно, – заметил Покрышев. – Германия дала миру немало великих людей. И сейчас там многие ненавидят фашизм и борются с ним.

– Кончится война, – мечтательно произнес Шелегов, – обязательно буду ходить на симфонические концерты.

– Вместе пойдем, – Покрышев улыбнулся. Глаза его заискрились. – Соберемся всей эскадрильей в Ленинграде – и в филармонию… Так ведь?

ЩИТ КОМАНДИРА

Группа только что вернулась с задания. Истребители прикрывали «пешки», которые бомбили осиное гнездо – немецкую батарею в районе Шлиссельбурга, обстреливавшую Ленинград. Передав самолеты техникам, Покрышев вместе со своим ведомым Федей Чубуковым зашел к дежурному по эскадрилье.

– Дали фашистам жару? – весело спросил дежурный.

– Не только жару, но и перцу, – довольно рассмеялся Покрышев.

Он устало сел на табуретку, расстегнул ворот куртки, облегченно вздохнул: кажется, сегодня поработали неплохо.

В комнате зазвонил телефон. Дежурный взял трубку. Лицо его постепенно менялось: из добродушного и веселого становилось хмурым и озабоченным.

– Товарищ командир, – сообщил он Покрышеву, – «пешки» летят на задание. Командир полка приказал их сопровождать.

Над аэродромом послышался ровный мощный гул моторов. Появилась пятерка «Пе-2».

– Пошли, Чубук! – Покрышев встал и быстро на правился к двери. – Отдохнем потом.

На прикрытие «пешек» вылетели три пары: Покрышев с Чубуковым, Горбачевский с Девятко и Чирков со своим ведомым. На всем пути их сопровождали облачка разрывов: вражеские зенитки вели бешеный огонь.

Проходили южнее Шлиссельбурга. В этом районе развертывался воздушный бой, который как магнит притягивал к себе всё новые группы самолетов. Из образованного десятками самолетов огромного клубка то дело вываливались горящие машины. К земле плыли белые купола парашютов.

Ведущий «пешек» стороной обошел этот район, Глядя на огромное воздушное сражение, Покрышев пожалел, что он не там. Ему больше была по душе роль воздушного бойца, чем воздушного часового. Но он воин и должен выполнять то, что поручено.

Подумал и о другом: «Может быть, бой привлечет к себе всё внимание и все силы немцев? Тогда наши «ПЕ-2» отбомбятся беспрепятственно…»

Расчеты эти не оправдались. Когда «пешки-» вышли на цель, появились «мессершмитты». Труднее всех пришлось паре Горбачевского, которая шла сзади. В короткой схватке немцы зажгли истребитель Девятко.

«Мессершмитты» ушли в сторону и стали кружить, выжидая удобный момент для атаки. Они воспользовались некоторой несогласованностью «ПЕ-2», которые при выходе из пикирования после бомбежки растянулись. Одна «пешка» стала их жертвой.

Бомбардировщики всё-таки выполнили задание и повернули домой.

«Надо прикрыть их отход», – подумал Покрышев. Поискав глазами Чиркова, он передал по радио:

– Сокол-54! Я – Сокол-52! Прикрывайте бомбардировщики до базы тройкой. Я свяжу истребители боем.