Сын неба - [14]

Шрифт
Интервал

К вечеру полк перелетел, уже в который раз за эти дни, на другой аэродром. Командиры эскадрилий собрались на совет: что же делать дальше?

– Надо прежде всего накормить людей, – сказал Булаев. – Ребята голодны, а с пустым брюхом летчик не летчик. Но как это осуществить?

Договорились, что Покрышев разыщет кого-нибудь из начальства и позаботится об ужине.

Петр направился к небольшому зданию, где разместился КП. В одной из комнат, на стуле, сидел генерал.

– Разрешите, товарищ генерал, – Покрышев щелкнул каблуками. – Где можно найти старшего по гарнизону?

– Я буду за старшего. – Генерал поднял воспаленные от бессонницы глаза.

Покрышев доложил о прибытии полка.

– Знаю, – прервал его генерал. – Что вы хотите?

– Людей надо бы накормить.

– Столовая закрыта, вряд ли что можно сделать.

Генерал встал, подошел к окну и стал смотреть на летное поле.

– Что у вас еще?

– Куда можно направить людей на отдых?

– В казарму. Я уже дал команду принести туда сено.

Последние слова он сказал таким тоном, что стало ясно: разговор этот генералу начинает надоедать.

Покрышев вышел с КП. Что сказать ребятам, голодным и усталым после напряженного дня? Как объяснить, что сейчас их невозможно накормить?

Вечерние сумерки опускались над аэродромом. Теплый, ласковый ветер доносил из города звуки танцевальной музыки. Где-то веселились люди, как будто их не коснулось суровое дыхание войны.

Летчиков у стоянок не было. Покрышева ожидал один Булаев. Петр рассказал о встрече с генералом.

– Ты понимаешь, Саша, – горячился он. – Люди двое суток были в беспрерывных боях. Прилетели усталые, голодные. А здесь, видите ли, столовая закрыта! Открыть нельзя. Будто мы возвратились не из боя, а с гулянки…

– Да ты не кипятись, Петро! – успокаивал его Булаев. – Генералу сейчас тоже несладко. У него своих забот хватает. Бог с ним! А мы лучше в гарнизон пойдем, там в столовой для нас готовится отменный ужин. И без генерала договорились.

Поздней ночью летчики пришли в казарму и тут же уснули крепким сном.
А через два часа их разбудил адъютант генерала и передал приказ – отдыхать у самолетов. Досыпали летчики под открытым небом, раскинув плащи на не высохшей от утренней росы траве.
Покрышев обошел стоянки и, убедившись, что все на месте, вернулся к своему истребителю. Адъютант Ковешников уже хлопотал по хозяйству, тащил к стоянке телефон.
Спать не хотелось, и Покрышев решил побриться. Вынул из походного чемоданчика бритвенные принадлежности, поставил перед собой карманное зеркальце и уже собрался развести мыло, как услышал отдаленный гул самолетов. За дни войны летчики по шуму моторов научились не только отличать чужие самолеты от своих, но и узнавать их типы.
Покрышев отложил в сторону помазок, весь превратился в слух: да, это летят вражеские бомбардировщики…
Он бросился к телефону, сообщил генералу о приближающейся опасности и попросил разрешения взлететь.

– Какие там вражеские бомбардировщики? – послышался в ответ недовольный, грубый голос. – Пуганые вы вороны… Не можете узнать своих. Это же наши бомбардировщики возвращаются с задания! Сидите и смотрите!

А на горизонте уже появились самолеты. По их характерному силуэту можно было безошибочно определить: летят «юнкерсы». Не медля ни секунды, Покрышев быстро вскочил в кабину своего истребителя, взлетел и стал набирать высоту. Оглянувшись назад, он увидел, как одна девятка «юнкерсов» пошла на аэродром, другая – на городок. Бомбардировщики шли низко, безнаказанно сбрасывая бомбы. Мощные взрывы потрясли землю. Яркими факелами запылали машины. Разбрызгивая фейерверком горючее, рвались бензобаки. Вокруг стоял невообразимый грохот.

Сделав один заход, «юнкерсы» скрылись. Они нанесли большой ущерб – десять наших истребителей догорали на земле.

Когда Покрышев вернулся, над аэродромом висел «хейнкель-111» и фотографировал результаты налета.

– Ну гад! – с ненавистью произнес Покрышев. – Сейчас мы с тобой рассчитаемся…

После двух пушечно-пулеметных очередей «хейнкель» упал на аэродром, в расположение эскадрильи Булаева.

Через несколько часов прилетела комиссия, чтобы выяснить, почему немецкие бомбардировщики смогли нанести такой большой ущерб. Говорили, что генерал за беспечность наказан. Но Покрышева и его друзей уже там не было: они перелетели на другой аэродром.

* * *
Среди отличившихся в июльских боях был покрышевский воспитанник Леонид Авершин. В свое время, этот неуклюжий с виду, громадного роста детина доставлял немало хлопот. На службе он был тихий и даже робкий. Но в увольнении с ним обязательно случалась какая-нибудь история: то выпьет лишнее и устроит скандал, то при встрече старшему нагрубит, то в драку ввяжется. Не раз Покрышева вызывали для объяснений к начальству и, что называется, снимали стружку за Авершина.
После таких разговоров Покрышев возвращался злой и «беседовал» с Авершиным. Но тот сразу обезоруживал его своей откровенностью. Он не изворачивался, не скрывал своих поступков, а рассказывал все чистосердечно, без утайки: «Да, было, да, виноват, даю слово исправиться».
«До каких же пор это будет продолжаться?» – возмущался Покрышев. Авершин заверял командира, что провинился в последний раз и просил ему поверить.

Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.