Сын маминой подруги - [44]

В общем, в вопросе уничтожения себя нужно быть крайне аккуратным. Этому учат. Специально. С детства. Практически во всех Семьях. Ведь малейшая ошибка, и тебя "спасут". И далеко не всегда из чистого альтруизма. Но вот мозг. Этот чудесный и сложный орган, к которому даже наша, как утверждают газеты, самая передовая наука мира, только начинает подступаться, пока еще дает шанс "ускользнуть". Так что "маслята" в моем револьвере не магические. Зато экспансивные. То есть, те самые пули, что цветком раскрываются в организме. И я прекрасно знаю точку на подбородке и угол, под которым в нее должен упереться ствол.

- О чем думаешь? - Шаг Лыковой-Дудиной, словно у профессиональной балерины, был легок и бесшумен, так что заметил я ее метрах в трех от себя.

- О вечном. - Честно признался я. - У тебя монетки нет?

Ярослава если и удивилась, то виду не подала, ответив ровно:

- Я давно перешла на безналичный расчет.

- Я тоже... - Вздохнул я, прислонившись головой к удерживающей сидение детской качели трубе.

"Вот и с Хароном расплатиться не чем будет! Остается надежда, что он прошедшие годы времени тоже не терял и терминал для оплаты переправы в его плавсредстве имеется!", - как-то отстраненно решил я.

- Детство взыграло? - Поинтересовался насмешливый и надменный голос.

Упущенное "... в жопе..." он вполне компенсировал интонацией. Ну куда же мы без нашего родного Григория-чтоб-его-Васильевича?

- Хочется! - Заявил я, искренне улыбнувшись господину Тюфякову.

ЭТОТ момент совершенно точно не хотелось тратить на злость и раздражение. А вот все-таки умоститься на детских качельках, лениво раскачиваясь - почему бы и нет? Тем более, метрах в ста от места "трагедии" располагался жилой комплекс с игровой площадкой во внутреннем дворике.

"Может, еще и с горки прокатиться?", - вдруг стало совсем весело мне. Но нет. "Уходить" в грязном костюме не хотелось совершенно.

- Вы прям как ребенок, господин Веселков! - Сообщил мне наш штатный франт.

Внимательно присматриваюсь к коллеге. Ага, а аристократическая бледность выражена чуть поболе обычного. Да и моторика. Если не знать этого человека, то и не заметишь. Но я-то прекрасно замечаю чуть более резкие движения, чуть сильнее против обычновения сжатые на трости пальцы.

Менталистов боятся все. Нет мысли, которую от них можно скрыть. Вопрос в том, чколько времени они затратят на ее извлечение - это да... Но "применение" их четко регламентировано. И, как правило, они - последнее, что видит аристократ в своей жизни. Если дело зашло настолько далеко, что на допрос прибыли "черные", то с мечтами выбраться из камеры, чтобы еще раз увидеть солнышко, можно попрощаться.

Да, нас учат сопротивляться и ментальным воздействиям, но если не каждый палач - менталист, то обратное утверждение можно считать аксиомой. То есть, конечно, напрямую мысли они не прочтут. В голове у человека такая каша из образов, чувств и эмоций, что попробуй разберись... А вот соврать такому спецу не получится. Никак. А теперь представьте палача, который имеет право сотворить с вами все что угодно и которого невозможно обмануть. При этом он всегда знает, как ваше тело и разум "откликаются" на очередной прием, выстраивая программу индивидуального ада специально под вас.

Да-да! Слышал я рассуждения, что пытки можно выдержать... И все они ложь. Какой-то уровень химии и психоломки, помноженные на банальную боль, все равно "купят". Молчать смысл имеет только в том случае, если нужно выиграть время - дать возможность уйти своим или дождаться помощи, если ты в нее еще веришь.

Мне молчать ни к чему. Я и так заслужил очень интересную "программу" после того как признание будет получено. Так стоит ли добавлять к ней дополнительные опции?

Да и чего мне скрывать? Смысл?

- Константин Викторович! - Возмущенный голос княжны вернул меня в реальность. - Извольте уступить место даме!

Ну кто я такой, чтобы противиться желаниям леди?

- Прошу, Ярослава Федоровна! - Освободил "аттракцион" я, попробовав незаметно стряхнуть пыль со старых деревяшек, что выполняли в конструкции роль сидения.

До этого момента такие мелочи меня не волновали. А вот светлое и, судя по тому, как просто оно выглядит, баснословно дорогое платьишко княжны было жалко!

- Покачайте меня, Ваше благородие! - "Капризно" потребовала она.

Кстати, нервозности и в ее голосе было немало. Менталистов, для вящей бодрости назовем это "недолюбливают", все.

Есть такой анекдот. Если любого человека тридцати лет взять и приговорить к расстрелу, то в глубине души он будет знать за что. Мы пока четвертый десяток не разменяли, но "аристо", как всех нас скопом иногда именует обыватель, в этом плане "осваиваются" быстрее.

- Всенепременно, Ваше сиятельство! - Коротко поклонился я, берясь за ту самую трубу с облупившейся краской, о которую только что "холодил" свой лоб.

Тут уж франт ничего сказать не сумел. Любой комментарий теперь приравнивался к оскорблению дамы. А этого он позволить себе не мог. Иные привычки вбивались намертво. Особенно касаемые этикета. Так что грохнуть даму, при случае, он мог запросто (полагаю!), а вот нанести ей оскорбление - нет!