Сын крестьянский - [131]
Призвал он Еремея Кривого, рассказал, что знал.
— Ну, Ерема, ищи!
— Учну сам искать, дело сурьезное, только надобно мне того казачину, кой письменного человека с женкой видел. Пущай он со мной походит, авось на счастье бабенку ту встретим.
Сказано — сделано. Еремей и казак бродят вместе, стрельцами наряжены, с бердышами, самопалами. На третий день шли по базару. Казачина и говорит:
— Глянь, дядя Еремей! Вон женка, кою тебе надо!
Пошли за ней, а она в избушку на курьих ножках — нырь!
— Ин ладно: коза на базу! Ты мне, казаче, не нужен боле!
— Бывай здоровенен!
Еремей несколько часов ждал, затаясь, не выйдет ли бабенка. Не выходила. «Значит, здесь живет».
Против избенки через дорогу был сарай. В нем казенные пустые бочки стояли. Задами Еремей лазил в сарай через дыру в стене, сидел и глядел, кто ходит в избенку. Он выглядел и другую красивую женку. «А, да тут две горлинки! Добро!»
Тоскливо ему было сидеть в сарае, но мужик был упорный и чуял, что здесь будет пожива. Раз под вечер видит, как одна бабенка привела с собой сотника. Еремей сбегал за истцом Епифаном Ивановым. Перемахнули они через огорожу у избенки; знали, что пса нет. Приникли к оконцам; слушают, что делается в горенке, сквозь бычий пузырь. А там — пир горой! Одна угощает:
— Откушай, гость дорогой. Скусна яишенка глазунья со свиным сальцем. Исть надо, не то отощаешь!
— Медку испей, хмельной мед-от, игристый! — воркует вторая женка.
А гость дорогой что-то косноязычно бормочет, лыка не вяжет. Чу, в избе стук и стон. Наблюдающие ворвались в горенку, видят: на полу лежит сотник, голова в крови. Рядом полено, тоже в крови. Женки подняли рев. Их связали, сволокли к Болотникову. А сотник пришел в себя: не добили его бабенки. Через несколько дней они повинились, как убивали да трупы в Упу бросали. Взъярели стрельчихи на допросе, какой вел сам Болотников. Одна кричит:
— Ты, вор, супротив царя, бояр, дворян прешь!
Другая заливается:
— Сгинешь, как сподручники твои, коих мы ухайдакали!
Зловредных Оксинью и Секлетинью после допросов ввели на кремлевскую стену со связанными руками. Войт громко прочел про все злоумышления бабенок, затем крикнул:
— Пех али не пех! Толпа яростно завопила:
— Пех, пех!
Обеих сбросили с кремлевской стены на камни. Бабенки были еще живы, их пристрелили[59]. Затем ввели на стену Ваську Селезня, московского татя. Войт прочел: «…Забрался в подклеть к тульскому мешканцу, был схвачен с поличным». Похудел Васька, в тюрьме сидя; кожа да кости. Он, шатаясь, поднялся, стал хрипло кричать:
— Туляны! Выслухайте меня! Ну, конечно, я — тать, так и тянет на чужое, вроде пьянства, что ты будешь делать! Токмо сказываю вам, туляны, боле я татьбой грешить не стану, что ссунете, что не ссунете меня со стены этой. Будя, побаловался! Ежели не спехнете, пущайте в бой меня али на вылазку, покажу я вам, на что Васька Селезень, кроме татьбы, годен! Аминь!
Войт закричал:
— Пех али не пех!
Толпа весело ответила:
— Не пех, не пех!
Ваську Селезня освободили, подкормили. В ближайшей вылазке он погиб, за народ сражаясь.
Трупы двух бабенок вздернули на осине у их же избушки. Долго они висели, на страх другим. Воронье их клевало, дождь мочил, солнце сушило, ветер качал…
Случай с бабенками был не единственным.
Глава XXIV
В Тулу пришло известие о появлении наконец «царя Димитрия». Это был Лжедимитрий II, объявившийся на Северской Украине, в городе Стародубе, явно выдвинутый польскими панами.
Появление самозванца уже не имело сколько-нибудь существенного значения для разгоревшейся крестьянской войны. Во всяком случае «царь Димитрий» находился далеко и в ту пору никак не мог влиять на ход событий под Тулой.
Осада тянулась своим чередом. Царские войска все чаще и чаще шли на приступ. Повстанцы отбивались и делали вылазки, громя врага.
Иван Исаевич как-то сказал Шаховскому:
— Княже, царь победу ловит, как жар-птицу, да что-то заминка у него, не поддается птица. Близок локоть, да не укусишь.
Князь степенно кивнул головой.
— Не поддается, Иван Исаевич, ему победа, хоть трудно и нам: с голодухи животы подводит.
— Выдержим, князь! Народ духом крепок.
Но народ стал выходить из терпения. Громадная толпа собралась перед хоромами Болотникова. Гул, крик, свист… Болотников вышел на балкон, крикнул зычным голосом:
— Ого-го, туляны! Что вам от меня надо?
Седой, плешивый, тощий посадский закричал с надсадом:
— Голодаем, кошек, собак жрем, да и те уж выводятся. А хлебушка и в помине нет! Ты да Шаховской про царя Димитрия нам баяли, что придет-де он, царь правдолюб, из горя вызволит. Где той добрый царь? Сказки, чай, бабьи?
Толпа загалдела. На балкон вышел Шаховской. Это еще больше подлило масла в огонь.
— Вот он, всему заводчик!
— Завсегда обещал нам, что представит царя истинна, ан обманывал, за нос водил!
— В тюрьму его, сукина сына, в тюрьму!
— И сиди там, пока не представишь нам царя Димитрия!
— А не представишь — Шуйскому выдадим!
Толпа окончательно рассвирепела. Болотников тихо сказал Шаховскому:
— Григорий Петрович! Не противься, отведут тебя в тюрьму. Пусть народ успокоится. В обиду я тебя не дам!
Лицо Шаховского потемнело от негодования, но он скрепился, так же тихо ответил:
Повести и рассказы советского писателя и журналиста В. Г. Иванова-Леонова, объединенные темой антиколониальной борьбы народов Южной Африки в 60-е годы.
Александр Петрович Павлов – русский писатель, теперь незаслуженно забытый, из-под пера которого на рубеже XIX и XX вв. вышло немало захватывающих исторических романов, которые по нынешним временам смело можно отнести к жанру авантюрных. Среди них «Наперекор судьбе», «В сетях властолюбцев», «Торжество любви», «Под сенью короны» и другие.В данном томе представлен роман «У ступеней трона», в котором разворачиваются события, происшедшие за короткий период правления Россией регентши Анны Леопольдовны, племянницы Анны Иоанновны.
Петр Николаевич Полевой (1839–1902) – писатель и историк, сын Николая Алексеевича Полевого. Закончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, где в дальнейшем преподавал; затем был доцентом в Новороссийском университете, наконец профессором Варшавского университета. В 1871 г. Полевой переселился в Санкт-Петербург, где занялся литературной деятельностью. В журналах публиковал много критических статей по истории русской литературы. В 1880-х гг. Полевой издавал «Живописное обозрение».
Из огромного художественного наследия Вольтера наиболее известны «Философские повести». Писатель блистательно соединил традиционный литературный жанр, где раскрываются кардинальные вопросы бытия, различные философские доктрины, разработанные в свое время Монтескье и Дж. Свифтом, с пародией на слезливые романы о приключениях несчастных влюбленных. Как писал А.Пушкин, Вольтер наводнил Париж произведениями, в которых «философия заговорила общепонятным и шутливым языком».Современному читателю предоставляется самому оценить насмешливый и стремительный стиль Вольтера.
Действие романа относится к I веку н. э. — времени становления христианства; события, полные драматизма, описываемые в нем, связаны с чашей, из которой пил Иисус во время тайной вечери, а среди участников событий — и святые апостолы. Главный герой — молодой скульптор из Антиохии Василий. Врач Лука, известный нам как апостол Лука, приводит его в дом Иосифа Аримафейского, где хранится чаша, из которой пил сам Христос во время последней вечери с апостолами. Василию заказывают оправу для святой чаши — так начинается одиссея скульптора и чаши, которых преследуют фанатики-иудеи и римляне.
Данная книга посвящена истории Крымской войны, которая в широких читательских кругах запомнилась знаменитой «Севастопольской страдой». Это не совсем точно. Как теперь установлено, то была, по сути, война России со всем тогдашним цивилизованным миром. Россию хотели отбросить в Азию, но это не удалось. В книге представлены документы и мемуары, в том числе иностранные, роман писателя С. Сергеева-Ценского, а также повесть писателя С. Семанова о канцлере М. Горчакове, 200-летие которого широко отмечалось в России в 1998 году. В сборнике: Сергеев-Ценский Серг.