Сын Красного корсара - [23]

— Это не кайман! К нам приближается полусотня! Тише!

Все обратились в слух, укрывшись за огромным стволом хлопкового дерева. Казалось, из леса выходит большой отряд. Слышались тяжелые, размеренные шаги людей, привыкших ходить строем.

— Сейчас они нас схватят! — пробормотал Мендоса. — Что за прекрасная ночная прогулка! Лучше бы было остаться в Сан-Доминго.

— Тише, вечный брюзга! — прошептал граф. — Ты хорошо знаешь, что полусотни предпочитают ходить по своим делам. Не шевелись, и никто не будет искать тебя за таким стволом.

— Хорошо сказано, сеньор граф, — вмешался гасконец. — Впрочем, хватило бы одного выстрела из пистолета, чтобы рассеять этих бедняг. С тех пор как губернаторам пришла в голову дурная мысль отобрать у них огнестрельное оружие, бедолаги просто не в состоянии ввязаться в бой.

— Если только при них нет собак, — уточнил Мендоса.

— Вот этого я и боюсь, — продолжал гасконец. — Но у вас же есть четыре пистолета. Дайте мне один — и вы увидите, что они удерут, как зайцы, хотя среди них есть настоящие храбрецы, уверяю вас. Из испанца всегда получается хороший солдат, а даже я, хоть и гасконец, покажу спину, если со шпагой в руках встречу буканьера, вооруженного аркебузой.

— Ну и хвастун! — усмехнулся Мендоса.

— Вы еще увидите меня в деле, приятель, — ответил слегка обиженный солдат. — Тише, они подходят.

Многочисленный отряд вышел из трав и тростников и приближался вдоль края леса. И в самом деле это была одна из тех пресловутых полусотен, вооруженных исключительно алебардами и шпагами, но не имевших ни одного ствола. Отряд состоял из алебардщиков, прикрытых шлемами и кирасами, — защиты совершенно неэффективной против крупнокалиберных пуль буканьеров.

Перед отрядом бежал кубинский дог.[23] Эти свирепейшие собаки вырастают очень большими, они чрезвычайно сильные, их храбрость многократно проверена. Испанцы, как правило, выпускают их против индейцев, жутко боящихся этих озлобленных зверюг.

Испанцы должны благодарить собак этой породы за помощь, оказанную ими в завоевании многих колоний на побережье Мексиканского залива. Можно даже утверждать, что Колумбию завоевали скорее эти доги, а вовсе не конкистадоры.

Пес, подойдя к могучему хлопковому дереву, остановился, с шумом втянул в себя воздух, и полусотня, ведомая офицером, тотчас же расположилась в четыре ряда, опустив алебарды.

— Приятель, — прошептал Баррехо, поворачиваясь к Мендосе, — займитесь этим псом, только не промахнитесь, иначе он перегрызет вам горло.

— С эти делом я справлюсь, — шепнул в ответ флибустьер.

— А о полусотне подумаем я и сеньор граф.

Все трое вооружились пистолетами и стояли бок о бок, готовые обнажить шпаги.

Дог все еще нюхал воздух, повернув массивную голову к огромному дереву, и глухо рычал. Должно быть, он учуял врага.

Кто-то из авангарда полусотни крикнул:

— Ay, perrito![24]

Пес, услышав эту команду, яростно бросился вперед, надеясь схватить зубами таинственных соперников, не осмеливающихся показаться.

Мендоса, не сводивший с животного глаз, был готов к стрельбе. Он раздробил собаке череп, а в то же время граф и гасконец открыли огонь по полусотне, стреляя не целясь.

Испанцы, полагая, что им противостоит крупный отряд этих ужасных, никогда не промахивающихся буканьеров, моментально исчезли в болотных тростниках.

— Разбежалась полусотня! — рассмеялся гасконец. — А нам теперь придется поработать ногами, потому что завтра утром они вернутся сюда и, когда узнают, по нашим следам, что имели дело всего с тремя противниками, пустятся в погоню. Самое время удирать, сеньор граф!

— Такие-то чудесные прогулки совершаются в Сан-Доминго, — сказал Мендоса. — Я лично предпочитаю прогуливаться по палубе «Новой Кастилии».

И они пустились бежать так, словно за ними гналась по пятам стая огромных псов.

Гасконец, обладатель самых длинных ног, мчался с невероятной скоростью вдоль лесной опушки, отступив все же за первые ряды деревьев, из боязни быть замеченным полусотней, оправившейся от неожиданности и снова сформировавшейся для погони.

— Этот плут поклялся уморить меня! — ворчал Мендоса, сопевший тяжело, словно буйвол. — И долго еще будет длиться эта история?

Казалось, гасконец наделен невероятной выносливостью и стальными мускулами, так как он ни на секунду не замедлял свой бег.

Сын Красного корсара оказался не менее выносливым, у него и скорость была высокой, как будто он давно привык к длинным пробегам.

Это бешеное галопирование продолжалось около часа, потом гасконец остановился.

— Возможно, и достаточно, — сказал он. — Полусотня боится больше нас и не осмелится пуститься за нами в погоню, прежде чем не встретит другую полусотню или не разживется собаками, а на это надо время, и мы сможем добраться до виллы маркизы без новых приключений.

— Но вы же даже не знаете, где мы находимся! — еле выговорил Мендоса, пыхтевший как кузнечный мех или свежий ночной бриз.

— Если идти не останавливаясь, можно попасть даже в Париж! — парировал Баррехо.

— У меня на родине говорят, что все дороги ведут в Рим, — добавил граф.

— Но не на виллу Монтелимар! — не сдавался Мендоса, бывший, как казалось, в плохом настроении.