Сын капитана Алексича - [5]

Но жены не было с ним. Впервые он всерьез задумался над тем, почему все получилось именно так, а не иначе. Ведь он же любил ее!

Он не знал, что женщина, которая не любит, может возненавидеть за одну лишь любовь, и чем сильнее любовь к ней, чем добрее и чище отношение, тем острее ее ненависть.

Так никто и не узнал о том, что случилось. Только Петрович сказал как-то, придя к нему, по своему обыкновению, скоротать вечерок:

— Вроде ты с лица спал…

— Показалось, — ответил капитан.

В летописи он записал:

«Умер Ардик. А я даже не знаю, где он похоронен».

Подумал и приписал:

«Ничего не знаю. Ему было бы сейчас почти шестнадцать лет».

И поставил дату.

4

Механиком Илюша Астахов работал всего семь с половиной месяцев. Он сменил старого механика Зотова, который вышел на пенсию и уехал в Балтийск, к замужней дочери.

На «Ястребе» Илюшу любили, прежде всего потому, что он был моложе всех. И потом, он был веселый, выдумщик, постоянно придумывал различные розыгрыши.

То скажет с серьезным видом:

— Слыхали? К нам министр едет…

— А ты откуда знаешь? — спросит кто-нибудь.

— Надо радио слушать, — веско отвечает он. — Сегодня в «Последних известиях» передавали, что министр выезжает на осмотр нашего технического участка.

Капитан Алексич был от природы доверчив.

— Может, и так, — решал он и отдавал приказ: привести «Ястреб» в такой вид, чтобы комар носа не подточил.

Вместе со всеми Илюша истово, на совесть швабрил палубу, рубку, до зеркального блеска начищал металлические снасти, не жалея сил, заливал пол потоками воды.

А к вечеру; когда команда, прибравшись, сияла свежеотглаженными воротничками и сизым отливом тщательно выскобленных щек, Илюша неожиданно объявлял:

— Здорово я разыграл вас!

Все молчали, пораженные и ошеломленные, и только капитан сохранял философски ясное спокойствие:

— Зато «Ястреб» почистили, как полагается.

В другой раз Илюша выдумал, что «Ястреб» списывают с реки раз и навсегда, а команду переводят на крылатый теплоход. Или вдруг скажет:

— Не выключайте радио, ожидается важное сообщение…

И потом, как всегда, с радостью признается:

— Здорово я разыграл вас!

Сердиться на него было невозможно, тем более что, в сущности, все эти шутки носили невинный характер.

Иногда Илюша признавался со вздохом:

— Если не разыгрывать никого, что еще в этой дыре делать?

Он тосковал по Москве, по дому. О чем бы ни говорил, первые его слова были: «А у нас в Москве…»

Дома у него оставалась мать и сестра, старше его на два года, которую он считал писаной красавицей.

Однажды он показал ее фотографию капитану, но у капитана были свои представления о женской красоте, и она не понравилась ему — очень худа, с чересчур большими выпуклыми глазами и широким ртом.

Однако вежливо сказал:

— Очень симпатичная девушка…

— И умница к тому же, — подхватил просиявший Илюша. — Знаете, такая умная — просто все удивляются!

Поглядел, склонив голову, на карточку сестры, полюбовался еще немного, простодушно добавил:

— Намного умнее меня, это как пить дать!

Отца Илюша не помнил, — погиб на фронте в первые дни войны.

— Отец у меня был голова, — говорил он капитану. — Умница!

Капитан сам не заметил, как привык к новому механику.

Илюша тоже как будто бы привязался к нему, его тянуло в этот дом, где он мог говорить о чем угодно, сочинять и выдумывать по своему разумению, где никто не прерывал его и не подсмеивался над ним.

Никто, кроме разве Петровича…

Обо всем рассказывал Илюша — о Москве, о красавице и умнице сестре, о различных удивительных событиях, которые приключались с ним в жизни.

Привирать он начинал незаметно для самого себя. Начнет с какого-нибудь реального факта, но разукрасит его по-своему, да так, что внутренне и сам ужасается. Но остановиться уже не может. Это выше его сил. И несется дальше, словно с горы.

— Однажды мы с отцом поймали шпиона, — вдохновенно рассказывал он. — Это было на границе с Турцией…

Единственной правдой в этом рассказе было то, что отец и в самом деле служил в пограничных войсках, и, по словам матери, в свое время задержал троих перебежчиков. Но сам Илюша, разумеется, никоим образом не мог принимать в этом участия, поскольку тогда его еще и на свете-то не было.

Тактичный капитан слушал не перебивая, а Петрович в самых неожиданных местах саркастически усмехался:

— Кажется, хватил малость…

— Ничего я не хватил, — горячо возражал Илюша. — Неужели вы мне не верите?

— Что ты, мы, само собой, верим тебе, — умиротворенно замечал капитан, и тогда Илюша тут же заводил новый рассказ. И снова расцвечивал его чем бог на душу положит.

Девушками он не интересовался.

— Я хочу встретить такую, какой еще никогда не видел, — честно признавался он.

— Какую? — спрашивал капитан. — Какую же ты хочешь встретить?

Илюша загибал пальцы:

— Первым делом, чтобы была умная и добрая. Ведь ум и доброта редки в одном человеке, не правда ли? Потом, чтобы ни на кого, кроме меня, не смотрела, чтобы я был для нее один на всем свете.

— Однако! — возмущенно вмешивался Петрович. — Многого захотел. Бабы теперь знаешь какие?

— Какие? — спрашивал Илюша.

Петрович вынимал трубку изо рта.

— Сугубые, вот какие. — И чертил трубкой по воздуху, как бы выписывая это слово: — Су-гу-бые…