Сын Грома - [35]

— Мало ли совпадений в природе, — стараясь казаться безразличным, вставил Пилат.

— Да, господин мой прокуратор, в природе очень много совпадений, — охотно согласился главный шпион. И продолжал: — Я был у того столба и слышал Его последние слова, — совсем тихо произнес Левкий. — Последние слова Его были: «Отче! В руки Твои передаю дух Мой».

— Ты хочешь сказать, что он и на столбе продолжал свою игру в Сына Божия?

— Я слышал эти Его слова, — понимая, что сообщает прокуратору неприятную новость, еще тише сказал Левкий и продолжал, не желая останавливаться на этом трудном для понимания римлянина моменте: — Далее, по твоему разрешению, господин мой Пилат, до истечения дня тело было снято с креста и перенесено в новую гробницу, которую заранее приготовил для себя почтенный израильтянин Иосиф из Аримофеи. После того как туда внесли тело Назарянина, гробница была завалена тяжелым камнем и к ней была приставлена стража.

Сначала прокуратор сидел молча, потом сказал:

— Это мне известно, известно, почтенный. Скажи, что было дальше. — Прокуратор пустил пробный шар. — До меня дошли слухи, что Галилеянин воскрес.

Услышав это, Левкий испугался, побледнел и уставился на прокуратора.

— Откуда тебе это известно, господин мой? Ведь об этом, кроме моих людей и, возможно, Каиафы, еще никто не знает.

— Увы нам, увы, — развел руками Пилат, довольный произведенным эффектом. — Бог Израиля послал мне сон…

— Мне трудно в это поверить, — растерянно пробормотал Левкий. — Обычно Бог Израиля не говорит с язычниками из Рима.

— Что было дальше, дальше? — заторопился пораженный этим сообщением Пилат. Тем более что он не очень верил в сны Клавдии Прокулы, как бы часто они ни оказывались пророческими. — Ты видел воскресшего?

— Его видела женщина, пришедшая утром ко гробу. Ее зовут Мария из Магдалы.

— И ты, опытный еврей мой, поверил женщине? Какой-то Марии из Магдалы, — разочарованно протянул Пилат. — Ну да ладно. Рассказывай дальше по порядку. Я думаю, сейчас сюда явится Каиафа со свитой. Так что выкладывай поскорее все, что знаешь.

— Да, господин мой, я опытный, верткий иерусалимский еврей по кличке Вьюн, и меня, извините, на мякине не проведешь. Женщина женщиной, но я до-просил стражников. Они сказали, что видели ангела, который отвалил камень от гробницы. Лицо его блистало как молния. Ангел сидел на камне и говорил женщинам, подошедшим ко гробу: «Не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого. Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите».

Пилат почувствовал, как спина его покрылась потом. Лицо будто одеревенело. И он пожалел, что нет рядом Клавдии Прокулы. Как не хватало ему сейчас чаши с вином. Пусть даже с тем, что подарил на Пасху этот плут Каиафа.

— Ты задержал этих женщин или это была одна и та же Мария из Магдалы? — спросил Пилат.

— Это были разные женщины. Их пока не нашли, — вздохнул Левкий и покорно опустил глаза, признавая свою нерасторопность в поисках концов. И продолжил:

— Когда вечером в пятницу священники узнали, что Иосиф из Аримофеи по твоему слову захоронил тело Галилеянина в свой гробнице, они много кричали, жестикулировали и приказали страже схватить Иосифа и заключить в темницу до окончания Пасхи. Его схватили и заточили. Анна и Каиафа для верности сами запечатали темницу своей печатью. И собрали совет со священниками и левитами, и совещались, какой смерти предать того Иосифа.

После совещания велели привести заключенного. Сняли печать, открыли дверь и поразились: в темнице никого не было. Только темнота. И все оказались в недоумении, так как двери темницы были запечатаны. И печать не тронута.

Сообщив это, Левкий замолчал и поднял глаза на прокуратора. Тот уже пришел в себя после шока. Вряд ли может быть что-то более невероятное, чем то, о чем он сейчас услышал — о воскресении Галилеянина. И он кивнул Левкию: дескать, продолжай.

Главный шпион Иерусалима вздохнул, чтобы показать прокуратору, что воспринимает его печали как свои и продолжал. Когда люди Каиафы узнали о том, что Галилеянин исчез из гроба, они призвали стражников, охранявших пещеру, дали им денег и велели говорить, что ночью пришли ученики Иисуса и похитили тело Учителя. Каиафа сказал стражникам: не бойтесь и всем говорите, как я сказал. Если прокуратор Пилат узнает обо этом, мы покроем вас перед ним, и он ничего не сделает вам. Стражники взяли деньги и теперь говорят все, как приказал Каиафа.

Левкий замолчал и вопросительно смотрел на Пилата. Молчал и Пилат. Собирался с мыслями.

— Все? — наконец прервал молчание игемон, понимая, что ему еще долго придется разгребать заварившуюся в этом враждебном ему с первых дней прокураторства Иерусалиме кашу. И ведь надо было, чтобы все это произошло именно при нем, пятом прокураторе Иудеи. И кто наслал на него эту чудовищную для ума римского еврейскую галиматью? За что? Перед кем он так уж сильно провинился, что поставлен перед необходимостью разбираться в этой непостижимой иудейской катавасии и, что неприятнее всего, отчитываться за все перед кесарем? А Тиберий умен. Умен и хитер. И его не проведешь…