Сын города - [28]

– А что не так? – поинтересовался он, прокладывая туннель сквозь листву. Рычание шоссе стало приглушенней.

– Да ничего. Поглядев, как ты ползаешь по радиомачтам и фонарным столбам, я жду не дождусь, чтобы увидеть, что ты ухитришься выжать из кладбища. Если это просто призраки и зомби, я очень разочаруюсь, Фил.

Девушка все еще горячилась после пауков, да и ноги начинали болеть. Они шли окольным путем от «Кристал-Пэлэс» до Сток-Ньюингтона, избегая кранов, что росли вдоль далстонского шоссе. Фил наотрез отказался проходить рядом с ними. Раньше Бет никогда не замечала краны, и теперь недоумевала, когда же они появились. Они возвышались на горизонте черными скелетами зимних деревьев.

Бет все еще не видела, как Фил ест, и уже даже подумывала, что парень никогда этого не делает. По пути она нырнула в магазин с подвижной вывеской и заказала еду с вертящегося вертела – а сейчас смущенно готовилась, что ее тоже вывернет. Бет предложила купить кебаб и ему, но Фил вежливо отказался. Прошлой ночью под башней на его коже проступил маслянистый пот, но стоило ему только походить босиком по асфальту, как он, казалось, восстановился, словно извлекал пищу из загазованного воздуха. Вдруг Бет осознала, что серый цвет его кожи не был грязью. Это был он – и чем глубже делался цвет, тем сильнее он становился.

«Фил подпитывается от города, – подумала девушка. – Как растение, живущее благодаря солнцу». Она поискала в голове подходящий термин, остановившись на «урбосинтезе».

Заросли сменились поляной, забитой надгробиями под охраной статуй в натуральную величину. Гранитные монахи теснились бок о бок с учеными в каменных тогах. Дева Мария склонялась над младенцем. Два мраморных ангела, целуясь, обвили друг друга крылами, и статуя женщины с завязанными глазами держала меч над могилой с надписью: «Джон Арчибальд, судья. Повешен в 1860 г.». Там было почти столько же статуй, сколько и надгробий, выстроившихся неровным кругом. Каменный монах стоял в центре толпы с глазами, закрытыми тяжелым гранитным капюшоном. Один палец он поднял в воздух, губы его были приоткрыты, как будто скульптор застал его рассказывающим анекдот – непристойный, судя по похотливому изгибу рта.

– Что ж, – Фил покорно вздохнул. – Мы на месте.

– На каком месте? – переспросила Бет. – Не вижу ничего, кроме декораций к второсортной вампирской киношке.

– Сад храма моей матери, – кривая улыбка тронула губы парня. – Поздоровайся, Бет.

– С кем?

– С твоими призраками.

– Что ты такое говоришь, Филиус. Мы для тебя мертвецы? Мое сердце разбито.

Бет вздрогнула. Голос был замогильным — и исходил от каменного монаха.

Фил смущенно прикусил губу и пробормотал:

– Петрис, я тебя не узнал. – Он посмотрел на статую. – Ты похудел?

– Именно. – Голос, идущий от статуи, звучал сухо. Каменные губы монаха не шевелились. – В лице. Маленькие вандалы.

– Ой, зубилом поработали? Мне… мне нравится – так гладенько. Так ты выглядишь… – Фил неловко затих.

– Да?

– Хм…

Вздох статуи походил на шум падающего сланца.

– Очевидно, тактичности нет средь наук, которые мне удалось титаническими усилиями вбить тебе в голову. Кто эта юная леди?

Статуя не шевелилась, каменные глаза за моховой катарактой не мигали. Но Бет чувствовала, что они смотрят на нее.

– Ты уже расплевался с той вспыльчивой девушкой-лампочкой, Филиус? – продолжила расспрашивать статуя. – Или юный принц теперь услаждает себя и дневными прелестями? – его тон сквозил двусмысленностью.

– Мы просто друзья, Петрис, – отрезал Фил, – и не представляю, как это я не сумел выучиться тактичности у кого-то, кто столь сведущ в нососовательстве, как ты.

– Увы, если бы только у меня был целый нос, – скорбно пробормотал Петрис.

– Ага, – не стал спорить Филиус, – ты уродливый ублюдок. – Он шагнул вперед и обнял статую своими тощими руками. Бет ожидала, что гранитные руки обовьются вокруг парня, но они остались на месте, а Фил тем временем висел на каменной шее монаха, болтая ногами в воздухе.

С губ статуи слетел скрипучий смешок.

– Бет, – сказал Фил, – это Петрис. Он научил меня почти всем грязным трюкам, что я знаю.

– Эээ… Приятно познакомиться, – Бет с недоумением посмотрела на статую. – Мне казалось, ты говорил, что твоего наставника зовут Гаттер-как-то-там.

– Гаттергласс. Разные учителя для разных предметов. Когда ты королевских кровей, – репетиторов хоть отбавляй. Глас был мне и дядей, и тетей, и провел превосходную работу. А этот грязный старый поп, – он через плечо ткнул в статую большим пальцем, – отвечал за мое – м-м-м – нравственное воспитание.

– Я сделал все возможное, чтобы показать тебе разницу между добром и злом, – торжественно заявил Петрис.

– Придерживаясь мнения, что «зло» лучше всего показывать на личном примере.

Статуя затрещала, и Бет увидела крошечные капельки слюны, оросившие камень вокруг рта.

– Это несправедливо, Филиус.

– Нет? Та мусорная лебедка почти меня убила.

– Ты интересовался этим гораздо сильнее, чем теодицеями газовых ламп девятнадцатого века, – язвительно заметил каменный монах. – Я лишь поступал, как любой хороший учитель: закреплял теорию на практике, – его тон стал заговорщическим. – Можешь ли ты честно мне сказать, что не имел религиозного опыта с магнитным массажем, которому я тебя обучил? Если ты нет, то твоя электрическая подружка – точно да.