Сын гетмана - [21]

– Говори, говори дальше, – торопил Дмитрий.

– То-то же! – проговорил Тимош, успокаиваясь. – Только не кричи, тут за дверью казак ходит.

Остапенко просунул голову в дверь.

– Чи наговорились, хлопцы? – спросил он.

– Ни еще, диду, – отвечал Тимош.

– Я боюсь, чтобы кто из казаков не заглянул сюда; мне за вас достанется, – проговорил Остапенко, притворяя дверь.

– Нельзя терять времени, – прошептал Тимош. – Есть у вас в замке какой-нибудь выход за город? Мы тебя освободим, а ты покажешь нам дорогу, – проговорил он, наклоняясь к уху князя.

Дмитрий быстро взглянул на своего собеседника.

– Ты не обманываешь? – спросил он тихо.

– Зачем мне обманывать? Отец мой теперь в польском войске писарем, мне надо к нему пробраться.

Дмитрий молчал и с минуту соображал что-то:

– От южной башни идет подземный ход, – проговорил он. – Этим ходом можно выбраться на берег реки за городской стеной.

Тимош просиял.

– Добре, братику! Ей-ей, добре! – вскрикнул он, на радости хлопнув князя по плечу.

Князь Дмитрий гордо поднял голову и вспыхнул. Вся княжеская спесь поднялась в нем от хлопского прикосновения.

– Я тебе не брат! – вскрикнул он. – Слышишь ты? Никогда ты не можешь быть мне ровней. Если я принимаю твои услуги, так только потому, что иначе нет спасения.

Тимош тоже вспылил.

– Ишь, панская кровь! – проговорил он. – И я бы о тебя не стал рук марать, если б иначе было можно.

Остапенко опять просунул голову:

– Вы не подеритесь, хлопцы! – проговорил он, смеясь. – Чего вы тут кричать зачали? Прысь-ка до дому, Тимош! А ты вот ешь свою похлебку! – обратился он к Дмитрию, поставил пред узником горшок с похлебкой и сунул ему в руки ломоть хлеба.

Тимош ушел и всю ночь проворочался на постели, придумывая, как бы высвободить узника и бежать вместе с ним из города.

В польском лагере все было тихо, только стража перекликалась в цепи обоза да в палатке польного гетмана светился огонь. Пан Потоцкий, плотный краснолицый мужчина, быстро шагал из угла в угол; время от времени он подходил к столику и прихлебывал венгерское из большой серебряной кружки. Толстая восковая свеча горела в массивном шандале, слабо освещая большую палатку; свет ее разливался фантастическими образами по роскошной бухарской материи, широкими складками спускавшейся по бокам. Внутри за столом сидел Богдан в нарядной одежде войскового писаря: в ярком алом кунтуше с откидными рукавами, в атласном кафтане голубого цвета, подпоясанном синим кушаком с золотыми кистями. Против него помещался полковник Илья Караимович, исполнявший теперь должность старшего над реестровыми. Перед обоими стояли тонкие кружки с вином, и все трое вели оживленный разговор.

– Осмелюсь доложить еще раз ясновельможному пану гетману, что теперь самый удобный момент разорить гнездо мятежников. Если пан гетман пропустит время и не двинется на юг в самое Запорожье, все наши усилия кончатся ничем. Там опять найдется предводитель, соберет около себя вольницу, и тогда придется начинать все сначала.

Проницательный взгляд Богдана как-то загадочно скользнул по лицу говорившего и остановился на кружке с вином.

– Да, – сказал он, – с казацкою вольницею не так-то легко справиться. Пан Ильяш забывает, что разгромить целый край без особого соизволения его величества наияснейшего короля значит поступить самовольно.

– И я то же говорю, – подхватил польный гетман. – На что я не имею полномочия, того и сделать не могу. Да и к чему? Павлюк у нас в руках. Кизима старшего забрали, младшего заберем тоже, Скидана же нам сами казаки приведут, побоятся нашей опалы.

В эту минуту занавес палатки приподнялся и на пороге появился сторожевой казак.

– Ясновельможный пан гетман, – проговорил он, – из Лубен перебежчики: сын пана писаря и еще хлопец, а с ними казак.

Богдан вскочил с места.

– Как, Тимош? Какое же лихо занесло его в Лубны!..

– Веди скорее сюда! – поспешно проговорил гетман.

Через пять минут все трое были в палатке. Увидя Дмитрия Вишневецкого, и Богдан, и Потоцкий остолбенели от удивления.

– Вот так штука! – проговорил Богдан.

Потоцкий первый пришел в себя.

– Князь Дмитрий! – проговорил он, смеясь. – Кто кого теперь прибил? Или ко мне на суд явились?

Дмитрий Вишневецкий потупился и молчал.

– Мы помирились! – отвечал серьезно Тимош.

– А помирились, так чего же лучше! – смеясь, сказал Потоцкий. – Таким двум доблестным воинам ссориться не приходится. Но как вы в Лубнах очутились и как вас Бог оттуда унес?

– Я поехал к дяде Иеремии, – объяснил Дмитрий, – с небольшим отрядом челяди и попал в Лубны как раз в то время, когда хлопы восстали, а семья дяди удалилась из города. Возвращаться назад было невозможно, мне и пришлось искать приюта в монастыре.

Тимош же обстоятельно рассказал, как он составил план бегства и предложил князю Дмитрию участвовать в нем. Как он подговорил Опанаса подпоить сторожа, и, когда тот захрапел, они вывели князя из его темницы. Князь провел их подземным ходом к реке, потом они долго бродили по лесу, пока не наткнулись на польских разведчиков, доставивших их в лагерь.

– Молодцы! – одобрительно сказал польный гетман. – А теперь пан писарь позаботится, чтобы их накормили; завтра же снимем с них подробный допрос о городе. Их показания могут нам принести много пользы.