Сын гетмана - [2]

Мосты крепости были подняты, а на валу взад и вперед ходили часовые в французских мундирах.

Евреи-корчмари, обступившие казацкий отряд, уверяли, что паны казаки не попадут в крепость до рассвета, так как после солнечного заката никого не пропустят, даже и самого короля.

– А ведь они, пожалуй, и правы, – сказал Ганжа Богдану. – Видно, придется заночевать в этом жидовском курятнике.

– Пустяки! – отвечал Богдан. – Я покажу французам грамоту коронного гетмана: там прямо приказано, чтобы нас впустили и снабдили всем необходимым.

– Да кому же ты покажешь-то? Будь это еще настоящие часовые, а то, видишь сам, какие-то куклы, точно из дерева выточены.

Предсказания Ганжи оправдались: несмотря на усердные окрики Богдана и на его уверения, что он посланец самого пана коронного гетмана, их все-таки в крепость не впустили, даже не обратили на них внимания. Полковник Марион, стоявший в крепости с двумястами человек, боялся какого-нибудь предательства со стороны рабочих и зорко следил за тем, чтобы после вечерней зари мосты ни для кого больше не опускались.

Пришлось вернуться к корчмарю Янкелю. Он уже ожидал их у первого поворота, между тесно сплоченными лавчонками.

– Да ты нас совсем в степь тащишь, – ворчал Ганжа, когда Янкель миновал множество переулков и закоулков. – Куда это все другие разбежались? Вон тут есть ближе лавчонки.

– А я вас, ваша милость, на откуп взял, – лукаво потряхивая бородкой, говорил еврей, – пока вы ездили в крепость, я другим и заплатил. Богатые паны казаки здесь не часто встречаются, за них можно дать отступного.

– Теперь ты это отступное с нас же сдерешь?

– Бедному Янкелю тоже надо жить, – скромно отвечал корчмарь, лукаво подмигивая и отворяя дверь своей лачужки.

II Побег

– Хайка! – крикнул Янкель жене, входя в дверь. – Гости!

Через минуту явилась растрепанная еврейка в большом платке, небрежно накинутом на плечи, низко поклонилась гостям и засуетилась около печки.

– Тимош, иди сюда! – позвал сотник своего сына. – Чем сидеть в душной лавчонке, пока готовят ужин, мы с тобою побродим по берегу, посмотрим на Кодакский порог.

Примеру сотника последовали и другие казаки; в лачужке остались только Ганжа, Смольчуг и еще один пожилой казак, носивший прозвище Ивана Злого.

Ганжа подозвал Янкеля.

– Червонцы любишь? – спросил он его и повертел перед его глазами золотую монету.

– Что угодно пану? – проговорил Янкель и замер в выжидательной позе.

– Говори мне скорее про Сечь, про запорожцев, про Сулиму, ну, одним словом, про все, что знаешь, да не ври, не то пришибу.

Янкель сделал жалобное лицо и испуганно затряс головой.

– Пан казак хочет погубить бедного еврея. Что мы можем здесь знать про славных запорожских казаков? Они сюда к нам не заглядывают и не заглянут, – с удовольствием прибавил он, искоса посматривая на кулачище Ганжи.

– Ну, не тебе знать, куда они заглянут или не заглянут, – сурово перебил его казак. – А что ты про запорожцев кое-что знаешь, об этом ты сам проговорился.

– Ни, ни, вельможный пане! Когда я вам что говорил? – еще испуганнее прошептал Янкель.

– Ну, так я и сам знаю, что ты три года прожил в Сечи! И не бывало такого корчмаря на свете, который, пожив в Сечи, о ней бы забыл. Ты, наверно, знаешь все, что там делается.

В это время Хайка подошла к мужу и дернула его за полу кафтана.

– Бери! – шепнула она ему по-еврейски. – Здесь не скоро дождешься такого счастья.

– А зачем пану казаку знать про Сечь? – колеблясь, спросил Янкель. – Ведь пан казак регистровый!

– Ну, так что ж, что регистровый? Регистровым-то и надо знать о степных разбойниках. Я думаю, ты немало натерпелся от них, когда жил в Сечи?

Янкель, видимо, успокоился; лицо его приняло печальное выражение.

– Ах, пан казак, немало. Душегубы они! Три раза меня грабили... Зато ж и я им насолил...

– Вот как! – протянул Ганжа. – Ты, Янкель, я вижу, молодец! Чем же ты им насолил?

– Долго рассказывать, пане! Да вашей вельможности и не интересно слушать, – с лукавой улыбкой увильнул корчмарь.

– Пожалуй, что и так! – согласился Ганжа. – Так рассказывай же скорее, что делается в Сечи.

– Если пан даст два золотых, может быть, у Янкеля и развяжется язык, – вставила Хайка.

– И два золотых найдутся, – сказал Ганжа, вынимая из кармана другую золотую монету.

– Запорожцев теперь нет в Сечи, – таинственно начал Янкель, – Сулима награбил у турок и золота, и оружия; он теперь стоит за порогами, пробирается в Сечь...

– За порогами, говоришь ты? – с живостью перебил Ганжа. – Зачем его туда занесло?

– Они прятали свои сокровища в скарбницы, да прослышали, что татары их поджидают в степи; вот они и бросились за ними в погоню; перебили татар, а теперь, верно, скоро опять уйдут в Сечь.

– А где же теперь Сулима?

– Сейчас за порогами в степи, да только панам казакам не справиться с ними: их там видимо-невидимо.

Хитрая улыбка скользнула по губам Ганжи.

– А мы их сюда заманим, – сказал он весело. – Есть у тебя провожатый?

– Ой, пан казак, страшное дело затеваете! Сулима хитер и ловок, как лисица, а бесстрашен, как сам сатана.

– Ну, ладно! Мели там еще! Я этого Сулиму хорошо знаю. Укажи только проводника, а справиться-то я с твоим Сулимою справлюсь, и не таких видал.