Сын эпохи - [24]

Кто-то оторопел, кто-то перекрестился, кому-то не до того было, но то, что голос Алексея явственно слышали все, ни у кого сомнений не было.

В этот момент в село влетел передовой отряд степняков. С криком, с гиканьем, с шашками наголо, строча из пулемёта в темноту, мчались они на пожар.

— Во-о-о-ду! Хлопцы, во-о-о-ду! — кричал, срывая голос, атаман. — Лейте сюда! Лейте туда! На меня, на меня лейте!

Атаман соскочил с тачанки, вбежал в горящую хату, в темноте чертыхаясь и натыкаясь на какие-то предметы, и на суетящихся там людей, услышал женский плач с причитаниями: — Петя! Петя! — кинулся на голос, сгрёб в охапку подвернувшуюся под руки женщину и силком, с руганью, выволок её из дома.

Тихон Харитонович отыскал плачущего внука, который с испуга залез под кровать, вытащил его оттуда и на руках вынес во двор. Петька прижимал к груди один сапог, другой выпал у него из рук там, в хате, когда дед выносил внука из задымленного дома, да так и пропал.

— Подлюки! Вот подлюки! — неизвестно в чей адрес ругался атаман, снова кидаясь в горящий дом Данилкиных. — Воду, хлопцы, воду!

Хлопцы сработали хорошо. Пожар был потушен. Однако соломенное покрытие выгорело полностью. Растасканная вокруг хаты баграми и вилами недогоревшая солома кое-где ещё тлела, кое-где дымила.

У ближнего сарая белела большая куча из подушек, одеял, перин, прочего домашнего скарба и утвари, и поверх всего того — спасённые образа, на которые, стоя на коленях, горячо молилась хозяйка дома.

— Хозяин, — обратился атаман к Тихону Харитоновичу, когда огонь был потушен, — сами чьих же будете?

— Данилкины мы.

— Данилкины? Алексей Данилкин не в родстве с вами?

— Сын наш. Поехал в город, сказывал на день, на два. Неделя прошла, от него ни слуху, ни духу.

— Сын! Вот те раз! Всю неделю он у меня был. Вчера с ним разговаривал! К себе звал. Не пошёл, не захотел. Старики, говорил, дома ждут, заждались уже. Сейчас бы здесь был. Отпустил я его. Сильный он у вас, волевой. Сгинет ни за что. Пойдёт к большевикам, там таких не терпят. А у меня бы жив был! Да, вот, что: возьми мою гармонь и береги. Не до неё мне будет. Жаркие бои предстоят. Но я вернусь, я обязательно вернусь! Хлопцы! — громко крикнул атаман, — шашки наголо и вперёд! Только вперёд!

Как долго просидел Алексей под деревом он не знал. Поднялся с трудом. Ладонью правой руки несколько раз провёл по шершавому стволу сосны, повторяя вполголоса: — Ты, сосна, моё дерево, придай мне силы.

Христианин православного вероисповедания, Алексей не знал и не мог знать, что сосна, в самом деле, его дерево. Но, что-то же подсказало ему так обратиться к ней? Вероятно, всё-таки существует до сих пор неразгаданная обратная связь природы с человеком.

Алексей вышел со двора ненавистного ему дома, в котором он просидел под арестом несколько суток, и пошёл к красноармейцам, наводнившим город.

Комиссары Алексея встретили настороженно. Мало ли кто ходит нынче по деревням и селам, по большим и малым дорогам? Учинили жёсткий перекрёстный допрос. Кто он, откуда, кто родители, какое хозяйство, есть ли семья? Как и почему очутился здесь? Что его привело к ним и чего он хочет?

Алексей рассказал о своём селе, о зарождении партизанского движения, и что он, Алексей, приехал в город просить у местных партизан помощи в оружии, а степняки захватили его, отобрали коня и неделю держали под арестом. Комиссары поверили Алексею.

— Ну вот что, Алексей Данилкин. Коня мы тебе не дадим. Оружие — тоже. У самих не хватает. Доставать надо в бою. А получишь ты от нас маузер, и доверим мы тебе командование отрядом по борьбе с кулаками и всеми разбойными бандами, которые шастают в этих местах.

— Посмотрим, на что ты способен, как ты себя проявишь? А там видно будет!

Минул месяц с того дня, как Алексей уехал от семьи, от родителей. Он всё порывался хоть как-то передать весть о себе, что он жив-здоров, что с ним всё в порядке, и недалёк тот день, когда он вернётся. Однако из его порывов ничего путного не получалось. Уж очень далеко его село от города и в стороне от больших дорог, и гонцов послать в ту сторону не было никакой возможности.

Между тем авторитет Алексея среди чекистов рос. Командование подарило ему новую кожаную куртку и неоднократно объявляло благодарность за успешное проведение той или иной операции, что вызывало зависть в кругу незамеченных командованием активистов.

К вечеру последнего дня месяца поступило известие, что за рекой, в лесу, концентрируется какая-то подозрительная вооружённая группа. Как она прошла все расставленные на дорогах кордоны? Кто эти люди, и каковы их цели?

Алексей по тревоге поднял свой отряд, который в полном составе паромом переправился на противоположный берег.

Едва отряд ступил на берег, как из леса послышались выстрелы.

— Ложись! — крикнул Алексей, и в этот миг кто-то выстрелил ему в спину.

Алексей выпрямился во весь рост и, поворачиваясь, упал навзничь, широко расставив руки. В правой руке он сжимал маузер, которым ещё не успел сегодня сделать ни одного выстрела…

Алексея похоронили на краю городского кладбища в братской могиле. Кто стрелял в спину Алексея, чекисты не расследовали.