Сын Человеческий - [22]
Иисус любил эту духовную семью и ставил Свою связь с ней выше кровного родства. Когда во время большого скопления народа Учителю сообщили, что снаружи у дверей Его ждут Мать и братья, Он указал на учеников: “Вот Мать Моя и братья Мои...”
Постепенно молва о галилейском Наставнике и Целителе распространилась по всей округе. За Иисусом постоянно следовали толпы. Стоило Ему удалиться, чтобы побыть одному, как ученики находили Его: “Все ищут Тебя”. И тогда Иисус снова и снова шел к ожидавшим Его.
Но были и в этой подвижнической жизни редкие дни или, вернее, часы покоя. Когда думаешь о них, невольно представляется вечер на берегу Геннисарета. Солнце заходит за городом. Массивный силуэт синагоги резко выделяется на фоне заката. Ветер чуть шевелит тростник и ветки деревьев. На востоке раскинулись фиолетовые холмы. Издали доносится пение возвращающихся домой рыбаков.
Иисус сидит на прибрежных камнях, глаза Его обращены к затихшей глади воды. Появляются Симон и другие ученики. Они молча останавливаются, боясь потревожить Учителя. А Он сидит неподвижно, погруженный в молитву, озаренный тихим вечерним светом. Понимают ли, догадываются ли ученики, глядя в этот момент на Иисуса, что в Нем откроется им то Высшее, что созидает и движет Вселенную?..
Короткие южные сумерки, и вот уже над морем загораются звезды. Все идут в дом Симона. Комната освещена колеблющимся огнем глиняной лампы; у стола собрались Учитель и ученики. Женщины подают скромный ужин. Иисус произносит благодарственную молитву и преломляет хлеб. Он говорит о Царстве, ради которого нужно смело и решительно оставить все; тот же, кто “взялся за плуг и оборачивается назад”, для дела Божия непригоден.
У Симона, наверно, есть много вопросов, но он робеет, хотя готов идти за своим Господом на край света. Глаза Иоанна сверкают; в его уме проносятся видения всемирного Суда и образ Сына Человеческого, увенчанного короной Давида...
Иисус продолжает говорить.
Над Капернаумом спускается ночь.
Глава пятая.
БЛАГАЯ ВЕСТЬ
Учение Христово есть Благая, или Радостная, Весть. Так его называл Он Сам: Бесора по-арамейски, по-гречески Евангелие.
Он принес миру не новые философские доктрины, не проекты общественных реформ и не познание тайн потустороннего. Он в корне изменил самое отношение людей к Богу, открывая им тот Его лик, который прежде лишь смутно угадывался. Благая Весть Иисуса говорит о высшем призвании человека и о радости, которую дарует ему единение с Творцом.
Неисчерпаемое богатство Евангелия в кратких чертах обрисовать нелегко, поэтому мы остановимся лишь на главном.
Ветхий Завет чаще всего говорил об отношении между Богом и народом. Евангелие же выдвигает на первое место отношение между Богом и душой.
Проповедь Иисуса обращена не к “массам”, не к безликому муравейнику, а к личности. В толпе духовный уровень людей снижается, они оказываются во власти стадных инстинктов. Поэтому Христос придает такое значение отдельным судьбам. В любом человеке заключен целый мир, бесконечно ценный в очах Божиих.
Если Иисус и пользовался словом “стадо”, то в Его устах оно звучало совсем иначе, нежели в наши дни. Для Его слушателей оно ассоциировалось с предметом любви и постоянной заботы: на овец смотрели почти как на членов семьи. “Добрый пастырь, — говорил Иисус, — каждую овцу зовет по имени” и готов “положить за нее жизнь”.
Когда книжники удивлялись, почему Учитель общается с людьми сомнительной репутации, Он отвечал им притчей:
«Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не покидает девяноста девяти в пустыне и не идет за пропавшей, доколе не найдет ее? И найдя, он берет ее на плечи, радуясь; и, придя к себе в дом, созывает друзей и соседей, и говорит им: “Порадуйтесь со мною, потому что я нашел овцу мою пропавшую”. Говорю вам, что так на небесах радость будет больше об одном грешнике кающемся, чем о девяносто девяти праведниках, которые не нуждаются в покаянии. Или какая женщина, имеющая десять драхм, если потеряет одну драхму — не зажигает светильника, и не метет дома, и не ищет усердно, доколе не найдет? И найдя, она созывает подруг и соседок и говорит: “Порадуйтесь со мной, потому что я нашла драхму, которую потеряла”. Так, говорю вам, бывает радость перед ангелами Божиими об одном грешнике кающемся»[1].
Говоря о Сущем, Иисус подразумевал “Бога Авраама, Исаака и Иакова”, то есть Бога, открывавшегося в религиозном сознании Ветхого Завета; и, подобно библейским пророкам, Евангелие Христово учит не столько о Боге “в Самом Себе”, сколько о Боге, обращенном к миру и человеку.
Изо всех имен, которыми Творец называется в Писании, Иисус предпочитал слово Отец. В Его молитвах оно звучало как Авва. Так по-арамейски обращались дети к своим отцам.
Выбор этот глубоко знаменателен.
“Отцом” в мировых религиях верховное Начало именовали нередко. Но обычно Его представляли в виде деспотичного и властного повелителя. Такой взгляд, несущий на себе печать страха людей перед бытием и перед земными владыками, сказался даже на ветхозаветном мышлении. Когда иудей произносил слово “Отец”, оно, как правило, ассоциировалось у него с понятием о суровом Господине и Покровителе всего народа.
