Сын чекиста - [24]
Зина Верещагина, ловко проскакав на одной ноге по всем квадратам-классам, остановилась у полукруга, на котором мелом написано «пекло», и уставилась на Вовку.
— Простудишься! Разве можно без пальто?
— Не простужусь! — успокоил Вовка.
— Это он галстуком хвастает! — закричала длинноногая Нинка в коротеньком пальтишке, из-под которого виднелись штопаные-перештопаные чулки. — Горишь!
«Горишь!» относилось к Зине.
Неизвестно откуда появившийся Костя Буржуй, тряся лохмотьями, проскакал на одной ноге по «классам» и достал из кармана кисет. Сопровождавший его Шкилет подобострастно чиркнул спичкой. Костя пахнул дымом в лицо Вовке и приказал:
— Скидывай галстук!
Земля качнулась под Вовкой. Костька Буржуй — это тебе не Шкилет. С ним шутки плохи. Он и ножом может пырнуть. Бежать? Ленинцу бежать от какого-то беспризорника?!
У стены притихли девочки, сочувственно глядя на Вовку. Костя Буржуй зло прищурился и грязною рукою вцепился в галстук.
Вовка яростно стукнул кулаком по грязной Костькиной лапе. И сразу что-то ударило его по ногам, он взлетел в воздух и шлепнулся на тротуар. На его грудь больно надавило голое колено, вылезшее из рваных брюк, черные от грязи пальцы стали развязывать узел пионерского галстука.
Вовка вонзил зубы в грязную руку. Костька взвыл от боли и свободной рукой принялся колотить Вовку по голове. Вовка не разжимал зубов.
Шкилет тревожно свистнул. На Дворцовой показались Володька Вялых, а с ним еще двое ребят. Костька Буржуй выпустил галстук и рванулся. Вовка не разжимал зубов.
— Пусти! — Костька с силой толкнул Вовку ногой в грудь.
У Вовки захватило дыхание, из носа потекла кровь. Она капала на руки, на белую рубашку.
Буржуй и Шкилет скрылись.
— А ты, оказывается, молодец! — подбежав, похвалил Вовку Вялых.
Но Мария Александровна и Яков Амвросиевич не восторгались доблестью Вовки, они видели только печальные последствия его мужества: распухший нос, ссадину под левым глазом, содранную кожу на локтях. Парадные брюки Вовки треснули на самом видном месте. А рубаха! Из белой она стала серой, была вымазана в крови, разорвана.
— Нечего сказать, отличился! — ворчала бабка. — Придет мать, пусть любуется на своего пионера...
К вечеру Вовка занемог. Болела голова, звенело в ушах, трудно было глотать. Мария Александровна поставила градусник и ахнула — тридцать девять и две! Она достала из висящего над кроватью шкафчика скипидар. Это лекарство она применяла при всех заболеваниях и уверяла, что помогает оно безотказно.
В этот вечер Катерина вернулась домой раньше обычного. Ее сопровождал Михайло Перепелица. Он выставил на стол бутылку, вкусно пахнущую колбасу, соленые огурцы. Мария Александровна принесла с кухни квашеную капусту. Яков Амвросиевич, довольно улыбаясь, пригласил гостя к столу.
Мария Александровна многозначительно поглядывала то на дочку, то на гостя. Охмелевший Перепелица хвастался своими ратными подвигами, наводя ужас на Якова Амвросиевича. Катерина почти не слушала его, сидела возле Вовки, положив руку на его пылающий лоб.
К кровати подошел Перепелица. Пьяно улыбнувшись, сунул Вовке кулек конфет, потрепал по волосам.
— Ну чистый Арсен! Такой же забияка.
Оттого, что человек в военном костюме назвал имя отца, Вовка улыбнулся ему и вскоре, успокоенный, уснул.
Михайло Перепелица приехал в Елизаветград, чтобы встретиться с Катериной. В Чернигове он разговорился с одним чекистом, и тот в беседе назвал имя Арсения Рывчука. Перепелица насторожился, но безразлично спросил:
— Кто такой?
— Матрос. На «Пруте» ходил. В девятнадцатом вместе в Елизаветграде в Чека работали, в двадцатом служили в отряде особого назначения...
Сердце у Перепелицы замерло. Имя, фамилия, название корабля сходится. Но при чем Чека и отряд особого назначения? При чем девятнадцатый и двадцатый год? Не воскрес же из мертвых матрос?
Перепелица решил разведать в Елизаветграде, что за Рывчук работал в Чека, предварительно узнав, что теперь в Чека нет никакого Рывчука. Вот почему он разыскал Катерину. Это было нетрудно. В укоме партии ее хорошо знали, а один из работников рассказал, как нелегко ей живется одной с сынишкой.
— А муж-то где? — спросил Перепелица.
— Беляки убили!
Перепелица обрадовался.
Утром, проводив Катерину до завода, Михайло Перепелица пообещал:
— Я зайду еще...
— Не надо! — С языка Катерины готово было сорваться обвинение: «Ты-то остался жив! Даже ранен не был! А его не защитил».
Перепелица улыбнулся.
— Эх, Екатерина Сергеевна!.. — И застыл в картинной позе.
Проходивший в замасленной спецовке рабочий обхватил Катерину за плечи:
— Опоздаешь, Катюша!
Катерина обрадовалась: Семен Ягодкин вовремя прервал ненужное объяснение.
— Прощай, Перепелица! — сказала она. — Выходит — не судьба!
Насвистывая «Кирпичики», старательно обходя лужи, Перепелица зашагал от завода. Вот оно что! Кавалер у Катюши, только и всего. Проходя мимо уличного продавца, звонко зазывающего купить «сливочный, наливочный, сочный, молочный» ирис, он купил его сразу целый ящичек и, продолжая насвистывать, завернул за угол, на Миргородскую.
К утру температура у Вовки спала, но встать ему не разрешили. Он лежал на кровати и следил, как вертится колесо швейной машины. Бабка старая, не может быстро ногами нажимать. А Вовка смог бы! Ух, как у него колесо бы завертелось! Да разве бабка даст?
