Сын чекиста - [22]

На заводе Екатерина Юзко как-то незаметно для себя стала активисткой. И тут не обошлось без Кравченко. На первых порах поручал он ей сходить проведать больную работницу, проверить в рабочей столовой, все ли повара кладут в котел, что полагается. Иной раз посылал поговорить с женщинами-работницами, объяснить им какой-нибудь спорный вопрос. Перед этим он сам беседовал с Катериной, советовал, что сказать. Потом предзавкома Кравченко поручил Катерине вести канцелярию заводского комитета профсоюза, и после работы в цехе Юзко торопилась в завком. Хоть и не сильна она была в грамоте, но все же покрепче, чем сам Кравченко. Он откровенно признавал: писание для него «дуже потогонная работа». В его здоровенных пальцах ручка с пером прутиком кажется.

— Наше дело ответственное, — поучал предзавкома Катерину. — Ты думаешь: вот лежат бумажки. Нет! Это тебе, дочка, не бумажки, а живые люди. Это к тебе с доверием рабочий человек пришел. И ты, будь ласка, разберись и вынеси ему свое справедливое рабочее решение.

Вчера, советуясь с Катериной о том, как провести собрание, посвященное памяти Ленина, Кравченко вдруг спросил:

— Ты обращение Пленума читала?

— Читала.

Сдвинув на кончик носа очки, Кравченко откашлялся, пододвинул ближе к лампе газету:

— Еще раз прочитать не грех. Дело важное. Слушай.

И Катерина слушает. Она догадывается, к чему затеян с ней этот разговор, почему коммунист Кравченко, читая, так медленно выговаривает каждое слово: оставляет время подумать.

— «На них, на стоящих у станка и машин, ставит партия свою ставку. С помощью всех рабочих в партию войдут лучшие, наиболее стойкие, наиболее преданные, наиболее честные и смелые сыны пролетариата».

Катерина понимала, что коммунист не похож на простых людей. Коммунисты — это Котовский, Щорс, Чапаев, Ласточкин, Кравченко, Савченко. Люди исключительной принципиальности, люди большие и светлые, не знающие ни страха, ни колебаний в борьбе. Коммунисты ясно видят намеченную партией цель, И не только сами твердо идут к этой цели, но умеют вести за собой других. Сможет ли она быть настоящей коммунисткой? Правильно ли она живет?

— Ну а ты, дочка, как? Решилась?

— Думала я об этом, Петр Александрович. Думала... Да вот сомнения берут. Достойна ли?

— Понимаю тебя, дочка. Мы, старики, в партию еще при царе вступали. Для себя тогда одно только беспокойство было. Подполье... Тюрьмы... Сибирь... За идею страдали, за народное счастье боролись.

Собираясь с мыслями, Кравченко провел ладонью по газетному листу, прислушался к дыханию завода.

— В партии, дочка, дисциплина строгая, железная. Одним словом, пролетарская. Нелегко бывает подчиниться, чего уж там. Когда в партию идешь, проверь свое сердце — сможешь ли всю жизнь отдать людям и все сделать, чтобы им светлее на свете жить стало...

— Боязно мне, батько...

— Иначе и быть не может, дочка. В партию вступить — дело серьезнейшее. Ты меня батькой назвала. И правильно! Я тебе рекомендацию в партию дам. Потому что верю в твое сердце. Оно не безразлично к горю народному, не равнодушно к его радостям. В гражданскую ты пошла воевать, потому что сердце тебя послало. А есть у нас и такие, что на фронте в героях ходили, а сейчас и не болит у них душа, когда наши большевистские порядки, ими же завоеванные, нарушаются.

Катерина слушала и думала. Нет, горе других она умеет чувствовать. Сможет ли она свою жизнь примером для других сделать? И, будто угадывая ее мысли, Петр Александрович ободряюще закончил:

— Я верю в тебя, Катерина.

К рабочим поминкам по Ленину юные ленинцы подготовили коллективную декламацию стихотворения комсомольского поэта Безыменского. Окружив портрет Ильича, пионеры читали:

Весь мир грабастают рабочие ручищи,

Всю землю щупают, — в руках чего-то нет,

Паренек в синей рабочей блузе спросил их:

— Скажи мне, Партия, скажи мне, что ты ищешь?

И все декламирующие ответили:

И голос скорбный мне ответил: — Партбилет...

Вовку как самого маленького поставили впереди, и Катерина видела, как он вместе со всеми усердно произносил скорбные слова о ленинском утерянном партбилете, а когда спрашивал «рабочий», Вовка беззвучно шевелил губами — на всякий случай он выучил и этот текст.

Катерина сидела в первом ряду и тоже, как Вовка, шевелила губами, декламируя про себя:

Я слушал Партию и боль ее почуял,

Но сталью мускулов наполнилась рука.

— Ты слышишь, Партия? Тебе, тебе кричу я!

Тебя приветствует рабочий от станка!

Юных ленинцев у портрета Ильича сменили рабочие, вступающие в партию. Катерина стояла у портрета и чувствовала на себе взгляды всего зала.

Секретарь парткома Иван Савченко говорил о решении Пленума Центрального Комитета принять в партию по ленинскому призыву сто тысяч рабочих от станка. Заводской коллектив рекомендовал в партию первую группу наиболее достойных. Потом Иван Савченко называл фамилию, вступающий шагал вперед, и партийный секретарь спрашивал у присутствующих, нет ли отводов, а зал в ответ разражался рукоплесканиями. Рабочий возвращался на свое место. Вот шагнула вперед и Катерина, увидела в первом ряду восторженные глаза Вовки. Ей отводов тоже не было, и она тоже стала членом партии.