Сын - [26]

В классе гробовое молчание. Клавдия Ивановна любила громкие фразы, и обычно ее словам никто не придавал большого значения. Но «вредители» — это уж слишком!

— Что ж вы молчите? Надо высказываться! — снова призвала Клавдия Ивановна.

— А зачем высказываться? — сказал Коля Мазин. — Они больше не будут. Правда, ребята?

И так это было наивно, по-детски искренне и так шло вразрез с тяжелым обвинением Клавдии Ивановны, что все расхохотались. Ну и чудак этот Колька!

Когда ребята поуспокоились, худенькая девочка, по фамилии Каблукова, сказала с места, неофициально:

— Ты, Колька, лучше молчал бы! Сам небось с ними прогуливал?

— А ты видела? — подскочил к ней Мазин. — Да, видела? А ну, докажи, каблучок французский!

И опять все рассмеялись.

— Товарищи! — возмутилась Клавдия Ивановна. — Нельзя так! Вы уже не дети. Мы должны серьезно обсудить поведение Рябинина и Дичкова.

Тут подняла руку Зоя Стехова, и все приутихли. Зоя что-нибудь дельное скажет.

— Конечно, и Рябинин и Дичков виноваты. Мне кажется, они это сами понимают. Я, как староста, тоже виновата. Я знала, что они прогуливают, и молчала, не хотела быть ябедой. Только мне кажется, что Рябинина с Дичковым нельзя сравнивать. Санька хороший, но он бесхарактерный, и Дичков плохо на него влияет. А вы, Клавдия Ивановна, больше почему-то на Рябинина нападаете. По-моему, Дичкова надо перевести в другой класс. В наказание и чтоб их с Рябининым разъединить. А еще мне хочется спросить у Дичкова, откуда он достал жевательную резинку.

Надя Шапкина, тряхнув кудряшками, затараторила:

— Резинка тут ни при чем. Нечего цепляться к человеку! И потом, Рябинин не маленький! Подумаешь, Дичков на него плохо влияет! Каждый за себя пусть отвечает.

После этого подняли руку сразу несколько человек. Но Аркаша Иванов не стал ждать, когда ему предоставят слово, встал и широкой развалкой подошел к столу. Аркаша говорил всегда искренне, но оратор был плохой, и все ждали, что он сейчас что-нибудь сболтнет несуразное.

— Вопрос ясен, — забасил Аркаша. — Ребята, конечно, сдурили. Ну ошиблись, что ли. Только вы, Клавдия Ивановна, зря их так обижаете. Какие ж они вредители? Это мы все тогда вредители. А Санька, он, по-моему, академиком будет… Нет, правда, ну чего вы смеетесь? Может, не академик, но, в общем, хороший человек…

— Ну, знаешь, — перебила его Клавдия Ивановна, — ты, Иванов, совсем заговорился. Академик! Какая главная обязанность школьника? Учиться, учиться и учиться. А твой Рябинин не выполняет этой обязанности. Может, он и не вредитель, но, уж конечно, и не патриот. Если он не выполняет простых обязанностей, то чего ждать от него в серьезной для родины момент? Я предлагаю осудить их поведение и вопрос о них перенести на решение педсовета.

— А зачем педсовет? — забасил Аркаша, который продолжал стоять около стола. — Мы сами все решим. Только вот насчет американской жвачки ты, Шапкина, зря замазываешь. Ну-ка, Дичков, скажи, откуда у тебя эта резинка? И откуда у тебя американская карманная книжечка, которую ты мне утром показывал?

— Ну подарили мне! — визгливо крикнул Игорь. — Какое твое дело!

Тут поднялся такой шум, что невозможно было ничего разобрать. Аркаша подошел к Игорю и, махая кулачищами, явно угрожал ему. Шапкина что-то кричала Стеховой. Все зашумели, поднялись с мест…

— Тише вы, тише! Что за безобразие! — старалась всех перекричать Клавдия Ивановна. — Я расскажу все директору, пусть он решает.

И так как никто ее не слушал, она, стукнув кулаком по столу, еще громче крикнула:

— Собрание считаю закрытым!

Сане так и не удалось сказать ребятам те слова, которые он приготовил. Даже если б собрание шло гладко и ему предоставили б слово, он все равно ничего не сказал бы. Во-первых, потому что он увидел доброжелательность к себе одноклассников, во-вторых, его сейчас иное мучило.

Клавдия Ивановна, как видно, не обратила внимания на разговор об американской жевательной резинке, а он, Саня, и на собрании и теперь думает только об этом. Ему кажется, что и двойки и прогулы — все это пустяки по сравнению с тем, что знает он и чего не знают еще ребята.

Когда Саня спросил Игоря, откуда он достал жевательную резинку, он не придал никакого значения его ответу. Но, когда об этом говорила на собрании Зоя Стехова, а потом и Аркашка, Саня вдруг понял, что это не пустяк…

…Они часто ходили с Игорем по улице Горького и либо на этой улице, либо у гостиницы «Националь» рассматривали новые заграничные машины. Разноцветные, необычной формы, они даже у Сани, который вообще не очень интересовался машинами, вызывали восхищение. Он смотрел на них, как на хорошие игрушки. Когда около машины появлялся хозяин, какой-нибудь иностранец, публика, рассматривавшая машину, скромно отступала. Но Игорю всегда хотелось выразить свое восхищение. Он хлопал ладонью по машине и говорил:

— Машина олл райт! Гут!

Саня сказал однажды Игорю:

— Ну чего ты распинаешься? «Гут, олл райт»! Еще подумают, что у нас ничего хорошего нет. И вообще…

— А что «вообще»? Почему не поговорить? «Распинаешься»! У нас-то таких машин нет?

— Ну, легковых нет. А может, что посерьезнее и поважнее есть! Ты читал в «Знание — сила»…